С какой тоской из влажной глубиныК тебе растут сквозь мглу моих распятий,К Диане бледной, к яростной ГекатеЗмеиные, непрожитые сны.
И сладостен и жутко безотраденАлмазный бред морщин твоих и впадин,Твоих морей блестящая слюда —
Лик ужаса в бесстрастности эфира,Ты вопль тоски, застывший глыбой льда,Ты жадный труп отвергнутого мира!
Коктебель, 15 июня—1 июля 1913
Странник
Как некий юноша, в скитаньях без возврата,Иду из края в край и от костра к костру,Я в каждой девушке предчувствую сеструИ между юношей ищу напрасно брата.
Щемящей радостью душа моя объята.Я верю в жизнь, и в сон, и в правду, и в игру.Я знаю, что приду к отцовскому шатру,Где ждут меня мои и где я жил когда-то.
Бездомный, долгий путь указан мне судьбой;Пускай другим он чужд – я не зову с собой:Я странник и поэт, мечтатель и прохожий...
Любимое – со мной. Минувшего не жаль.А ты, – что за плечом, со мною тайно схожий,Несбыточной мечтой больнее жги и жаль!
1913
Петербург
Посвящается Бальмонту
Над призрачным и вещим ПетербургомСклоняет ночь кран мертвенных хламид.В челне их два. И старший говорит:«Люблю сей град, открытый зимним пургамНа топях вод, закованный в гранит.Он создан был безумным Демиургом.Вон конь его и змей между копыт!Конь змею – «сгинь!», а змей в ответ: «Resurgam!»[3]Судьба империи в двойной борьбе:Здесь бунт – там строй; здесь бред – там клич судьбе.Но во сто лет в стране цветут РифейскойЛикеев мирт и строгий лавр палестр... »И глядя вверх на шпиль Адмиралтейский,Сказал другой: «Вы правы, граф де Местр».
1915
* * *
Неслись года, как клочья белой пены...Ты жил во мне, меняя облик свой;И, уносимый встречною волной,Я шел опять в твои замкнуться стены.
Но никогда сквозь жизни переменыТакой пронзенной не любил тоскойЯ каждый камень вещей мостовойИ каждый дом на набережной Сены.
И никогда в дни юности моейНе чувствовал сильнее и больнейТвой древний яд отстоянной печали —
На дне дворов, над крышами мансард,Где юный Дант и отрок БонапартСвоей мечты миры в себе качали.
19 апреля 1915 Париж
Города в пустыне
Акрополи в лучах вечерней славы.Кастилий нищих рыцарский покров.Троады скорбь среди немых холмов.Апулии зеркальные оправы.
Безвестных стран разбитые заставы,Могильники забытых городов.Размывы, осыпи, развалины и травыИзглоданных волною берегов.
Озер агатовых колдующие очи.Сапфирами увлаженные ночи.Сухие русла, камни и полынь.
Теней Луны по склонам плащ зубчатый.Монастыри в преддверии пустынь,И медных солнц гудящие закаты...
24 октября 1916
Взятие Бастилии
14 июля 1789 – ничего.
Бурлит Сент-Антуан. Шумит Пале-Рояль.В ушах звенит призыв Камиля Демулена.Народный гнев растет, взметаясь ввысь, как пена.Стреляют. Бьют в набат. В дыму сверкает сталь.
Бастилия взята. Предместья торжествуют.На пиках головы Бертье и Де-Лоней.И победители, расчистив от камнейПлощадку, ставят стол и надпись: «Здесь танцуют».
Король охотился с утра в лесах Марли.Борзые подняли оленя. Но пришлиИзвестья, что мятеж в Париже. Помешали...
Сорвали даром лов. К чему? Из-за чего?Не в духе лег. Не спал. И записал в журнале:«Четырнадцатого июля – ни-чего».
1917
Бонапарт
(10 августа 1792 г.)
Il me mengue deux batteries pour balayer toute cette canaille la[4]
Париж в огне. Король низложен с трона.Швейцарцы перерезаны. НародИзверился в вождях, казнит и жжет.И Лафайет объявлен вне закона.
Марат в бреду и страшен, как Горгона.Невидим Робеспьер. Жиронда ждет.В садах у Тюильри водоворотВзметенных толп и львиный зев Дантона.
А офицер, незнаемый никем,Глядит с презреньем – холоден и нем —На буйных толп бессмысленную толочь,
И, слушая их исступленный вой,Досадует, что нету под рукойДвух батарей «рассеять эту сволочь».