Грин признает, что «great bases», «великие основы» строки 3 — это усадьба, которая переносится в его понимание второго четверостишия. По словам Грина, этот «особняк слабо поддерживается «разрушением», «обитателями», «арендной платой» и возможным намеком на сложный и простой интерес». Эта экономическая терминология превращает действия женихов в своего рода валюту, которая тратится слишком быстро. В строке 7 фразу «for compound sweet forgoing», критик Грин рассматривал, «... как искусственное кондитерское изделие или чрезмерный стиль поэзии, который широко используется другими поклонниками, которые сами являются поэтами». Этим (предоставив) ссылку к сонету 76, «...в котором поэт упрекал себя за то, что упустил его (упоминание) из своего собственного стиха».
«Символика, стоящая за жильцами и арендной платой, призвана показать, что большое число людей предлагают грандиозные жесты привязанности, но в конце концов им нечего показать. Когда вы арендуете недвижимость, инвестиции не возвращаются, потому что владелец получает и удерживает все расходы, которые вы в нее вложили», — резюмировал критик.
Грин вкладывает большой смысл в заключительную строку Второго четверостишия. По словам Грина, слово «spent» «потраченный» означает «обанкротившийся», истощенный и обанкротившийся окончательно, а также означает «drained of semen», с «истощенный спермой».
Критик подводит итог этому, добавляя: «Неудачливые предприниматели, построившие только фундамент своего особняка любви, провал их ошибочной, формалистической щедрости символизируется символическим расстоянием женихов от их приза, заметным, но не осязаемым». Женихи — это «pittifull thrivors», «жалкие процветающие», которые так много потратили, чтобы завоевать любовь только для того, чтобы обнаружить, что им этого не хватает.
В третьем четверостишии Грин отметил переход от откровенных действий других поклонников к перевёрнутым и скромным действиям барда. Повествующий бард хотел, чтобы Друг считал его смиренным и набожным. Для этого в третьем четверостишии используется язык, который вызывает мысли о религиозном служителе, приносящем жертву. Дословно, согласно формулировки Грина: «In this secularized sacrament, the dutiful poet freely makes an offering intended to manifest the inwardness and simplicity of his own devotion, knowing, or thinking that he knows, that his oblation will win him the unmediated, inner reciprocity which is his goal» «В этом секуляризованном таинстве послушный поэт свободно делает подношение, предназначенное для проявления внутренней и простой его собственной преданности, зная или думая, что он знает, что его жертвоприношение принесет ему непосредственную внутреннюю взаимность, которая является его целью».
Грин добавил, что до конца «...несформулированный (для себя) смысл (замысла) работы в целом, по-видимому, заключается в том, что расходы (вложенные в неё) никогда по-настоящему не (будут) возмещаться». Хотя повествующий бард стремился к отношениям взаимности с помощью средств, не используемых другими претендентами, он к тому же ещё использовал искусство поэзии, чтобы доказать свою приверженность дружбы к (юному) Другу. Грин увидел в этом клин между повествующим и объектом его привязанности, что он пояснил следующим образом: «Язык (поэтического слова) обречен быть сложным; (поэтому) поэзия — это искусство; она формируется, сформировавшись искажает; она вводит неравенство, подобное неравенству между подношением и обменом или неравенству между мирским приношением и таинством (причащения) телу Христа». Таким образом, повествующий создал дистанцию (отторжения) между собой и Другом, написав эти сонеты».
В двустишии Грин предположил, что «... «informer», «информатор» — это не тот, кто клевещет на повествующего барда, а тот, кто говорит внутри себя, является врагом. Придавая своим действиям форму с помощью поэзии, Говорящий присоединился к другим несостоявшимся женихам в оплате арендной платы, за которую он не получает никакой отдачи».
(Greene, Thomas M. «Pitiful Thrivers: Failed Husbandry in the Sonnets». Shakespeare and the Question of Theory. Ed. Patricia Parker and Geoffrey Hartman. New York City: Methuen, Inc., 1985. 230-244).
Критик Рональд Левао (Ronald Levao) выразил согласие с точкой зрения Томаса М. Грина (Thomas M. Greene) о том, что повествующий заменил «поверхностную помпезность, внешнюю лояльность и, возможно, само «искусство» поэзии «чистой простотой и целеустремленной, квазирелигиозной преданностью», чтобы получить «взаимную отдачу». Он не был согласен с Грином в суммировании характеристик «информатора» в строке 13. Критик Левао увидел информатора, как некого неназванного человека, который нарушил благодушный настрой сонета 125, выдвинув обвинения против повествующего. Что коренным образом изменило назначение сонета в глазах критика. В связи с чем Левао резюмировал: «...не вызов Времени или придворным сплетням, и даже не упрек молодому человеку в том, что он отверг предложенную взаимность, а последнюю попытку поэта возродить свою приверженность (их дружбы)».