Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress' eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths and bearded like the pard,
Jealous in honor, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon's mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lined,
With eyes severe and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slippered pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side;
His youthful hose, well saved, a world too wide
For his shrunk shank, and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history,
Is second childishness and mere oblivion,
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.
Re-enter ORLANDO with ADAM
William Shakespeare «As You Like It» Act II, Scene VII, line 1037—1064.
Акт II, Сцена VII. Следующая сцена, лес.
Стол накрыт. Входят Герцог СТАРШИЙ, АМЬЕН и ЛОРДЫ, словно изгнанники
ЖАК (лорд)
Весь мир — это сцена,
И все, мужчины или женщины — просто Игроки;
Они имеют свои Выходы и свои Входы,
И человек каждый в своё время сыграет множество ролей,
Его деяния происходить будут в течение семи этапов.
Сначала младенец, хнычущий и отрыгивающий на руках сиделки.
Затем ноющий школьник со своей сумкой
И сияющим утренним лицом, ползущий, словно улитка
Против желания в школу. И следом влюблённый,
Вздыхающий, словно печи топка, с балладой горемыки,
Произнесённой к его возлюбленной госпожи бровям. Затем солдат,
Полным-полно клятв странных и бородатый, словно леопард,
Ревнивый к почести, внезапный и скоропалительный в ссорах,
Отыскивающий пузырящих репутаций, (погодя)
Пусть даже в жерле пушки. А потом судья,
При круглом красивом животе на подкладке под добрым каплуном,
Вместе с суровыми глазами и бородкой строгого покроя,
Полнейший мудрейших пониманий и новых инцидентов;
И так как он играет свою роль. Шестой этап смещается
Извне в набекрень панталонах и домашних туфлях,
С очками на носу и сумкой на боку;
Его юношеские чулок, хорошо сохранённый, как мир слишком широк,
Для его сморщенной голени и — громкого голоса мужлана,
Снова на дискант, переходящего в тон свирели детства
И свистящий в его призвуке. Последняя сцена из всех,
На этом заканчивается богатая событиями такая странная история,
Этаким вторым ребячеством, и просто — забвением (потех),
Без зубов, без взгляда, без послевкусия, без всякого-всего — спустя.
Возвращается ОРЛАНДО вместе с АДАМОМ
Уильям Шекспир «Как вам это понравится», Акт II, Сцена VII, 1037—1064
(Литературный перевод Свами Ранинанда 31.10.2024).
Но предлагаю возвратиться к семантическому анализу сонета 15, погружаясь в поэтическим мир «шекспировской» искромётной строки в поиске новых открытий. Второе четверостишие представляет собой одно многосложное предложение, состоящее из двух односложных. Схема разбора второго четверостишия в ходе семантического анализа примерно такая, как и первого четверостишия.
Краткая справка.
Аллитерация — это повторение одинаковых или однородных согласных частиц или предлогов в начале стихотворной строки, придающее тексту особую звуковую выразительность, особенно в стихосложении. Подразумевается большая, по сравнению со средне языковой, частотность этих звуков на определённом отрезке текста или на всём его протяжении. Об аллитерации не принято говорить в тех случаях, когда звуковой повтор появляется, вследствие повторения морфем. Словарным видом аллитерации является тавтограмма.
Заслуживает внимания применение автором оборота речи: «When I…», «Когда Я…» в начале строки 1 первого четверостишия и в начале строки 5 второго четверостишия, таким путём автор выделил эти строки в контексте всего сонета с помощью литературного приёма «аллитерация»
«When I perceive that men as plants increase,
Cheer'd and check'd even by the self-same sky;
Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
And wear their brave state out of memory» (15, 5-8).
«Когда Я осознал, что люди, как растения по мере роста, (днесь)
Подбадриваемые и сдерживаемые, даже из тех самых небес;
Превозносили в их молодом соку при роста уменьшении,
И выхолащивался наружу их бравый настрой — из памяти» (15, 5-8).
В строках 5-6, повествующий поэт от первого лица продолжил устанавливать критерии влияния звёзд на людей и растения: «When I perceive that men as plants increase, cheer'd and check'd even by the self-same sky», «Когда Я осознал, что люди, как растения по мере роста, (днесь) подбадриваемые и сдерживаемые, даже из тех самых небес».