Выбрать главу

Необычайно выразительный литературный образ «клинка зла», «knife evil» или «завоеваний клинка зла», «conquests of knife evil», используемый автором в качестве иносказательной аллегорией как в сонетах, так и пьесах, несомненно, заслуживает пристального внимания по причине неверного трактования и недопонимания рядом критиков его роли в творчестве Шекспира, в качестве кульминационной точки сюжетной линии, практически всех сонетов.

Ключевая роль этого образа заключалась в том, чтобы независимо ни от чего перемещать внимание читателя к теме «первородного греха», а именно дилемме при выборе человека, — какую сторону принять, добра или зла. Литературный образ «первородного греха», который определяет стратегию главных героев в ходе действа, на самом деле нашёл своё достойное место в сюжетах всех пьес, включая содержание сонетов.

Уильям Шекспир, будучи религиозным человеком, использовал фрагменты текстов из так называемой «Маргинальной Женевской Библии» («Marginalia of the Geneva Bible»), находившейся в личном пользовании поэта и драматурга, где на полях страниц были написаны его рукой пометки фрагментов пьес. При внимательном прочтении сонетов вдумчивый читатель может обнаружить, что их сюжеты по большей части опирались на мифологию, учения стоиков, а также хрестоматийные библейские притчи, дающие прямые ссылки на Библию.

«Человека разумного», «homo sapiens», созданного по сходству и подобию с Богом, где перед человеком истинно верующим поставлена задача, построенная на жёстких требованиях необходимых для вхождения в «царствие небесное». С другой стороны, дуальная основа всего материального мира со времён его сотворения творцом раскрывает, изначально заложенный процесс непрерывной борьбы добра со злом.

В итоге, сам Уильям Шекспир становится жертвой «завоеваний клинка зла», вследствие клеветы и инсинуаций, порочащих его честное имя придворного аристократа, поэта и драматурга не только в конце его жизни, но и на протяжении нескольких веков вплоть до сего времени.

Впрочем, сфокусирую внимание читателя на одном из фрагментов пьесы «Два джентльмена из Вероны» акт 4 сцена 4, в котором Шекспир в аутентичной манере описал мельчайшие детали своих чувств и переживания в риторический диалогах мизансцен самой пьесы.

В связи с чем, любезно прилагаю ниже для ознакомления и сопоставления читателем критериев образов «conquests of knife evil», «завоеваний клинка зла» во фрагменте пьесы Шекспира «Два джентльмена из Вероны»:

— Confer!

________________

© Swami Runinanda

© Свами Ранинанда

________________

Original text by William Shakespeare «The Two Gentlemen of Verona» Act IV, Scene IV, line 1893—1913

This text is distributed for nonprofit and educational use only.

ACT IV. SCENE IV. The same.

Enter LAUNCE, with his Dog

PROTEUS

Go get thee hence, and find my dog again,

Or ne'er return again into my sight.

Away, I say! stay'st thou to vex me here?

Exit LAUNCE

A slave, that still an end turns me to shame!

Sebastian, I have entertained thee,

Partly that I have need of such a youth

That can with some discretion do my business,

For 'tis no trusting to yond foolish lout,

But chiefly for thy face and thy behavior,

Which, if my augury deceive me not,

Witness good bringing up, fortune and truth:

Therefore know thou, for this I entertain thee.

Go presently and take this ring with thee,

Deliver it to Madam Silvia:

She loved me well deliver'd it to me.

JULIA

It seems you loved not her, to leave her token.

She is dead, belike?

PROTEUS

Not so; I think she lives.

JULIA

Alas!

PROTEUS

Why dost thou cry 'alas'?

William Shakespeare «The Two Gentlemen of Verona» Act IV, Scene IV, line 1893—1913.

АКТ IV. СЦЕНА IV. То же самое.

Входит ЛАУНС со своей собакой

ПРОТЕЙ

Иди, пошёл ты отсюда вон и поищи мою собаку заново,

Или никогда больше не попадайся в поле моего зрения.

Прочь, Я сказал! Останешься ли ты, меня досаждать здесь?

Уходит ЛАУНС

Раб, что до конца по-прежнему ввергает меня в стыд!

Себастьян, похоже Я развлёк тебя

Отчасти потому, что Я нуждался в таком юноше,

Чтобы он умел с некоторой осторожностью вести мои дела,

Ибо нельзя доверять вот так это глупому мужлану,

Но только главным образом из-за твоего лица и твоей манеры поведения,

Которые, если моё предчувствие меня не обманывает,