Сонеты, песни, гимны о любви и красоте

81[231]

Она прекрасна — резвый ветерок
Златые пряди закрутил[232] юнице,
Прекрасна, если рдеют розы щёк,
И огнь любви в очах её искрится.[233]
Прекрасна, если грудь её глядится,
Как барк с товаром ценным до борта,
Прекрасна, лишь улыбкою-денницей
Рассеяна гордыни темнота.
Но всё ж она прекрасней, лишь врата
Откроет, где жемчужины, рубины:
Её разумной речи простота —
Послание души её невинной.[234]
Всё прочее — природы дивный дар,
А речи порождает сердца жар.

82

Ты мой восторг! Как я тебя люблю!
Счастливый жребий свой благословляя,
Я о твоём несчастии скорблю:
Со мной, убогим, будешь ты — святая.
Когда б тебя всем прочим одаряя,
И здесь сияло Небо правотой,
Тебя б прославил горний ум средь рая,
Чертя свой стих на стеле золотой.
Но так как ты, сияя добротой,
Ко мне, рабу ничтожному, сердечна,
Хоть я и мал, воздаст мой дух простой
Тебе хвалу, не гаснущую вечно.
Чей звучный слог, дозволив мне взнестись,[235]
Поднимет и тебя в благую высь.

83 (повторение сонета 35)[236]

Мои глаза, голодные от страсти,
На мук своих виновника глядят
Не насыщаясь, коль его в злосчастье
Имея — чахнут, потеряв — скорбят.
Жизнь без него для них — жестокий ад,
Его увидев — взор в него вперили;
И как сгубил Нарцисса тщетный взгляд
(Его же), так я нищ от изобилья.
Мои глаза питает без усилья
Прекрасный вид, не зримый до сих пор,
Им то отвратно, что они любили,
На что теперь они не бросят взор.
Вся слава мира для меня напрасна:
Она — как тень, лишь милая — прекрасна.

84

Ни искрой похотливого огня
Не нарушай покой её священный,
Ни взглядом, сладострастье в нём храня,
Не возмущай души её смиренной.
Но лишь с любовью чистой и нетленной,
И с негой в целомудренных мечтах
Войди в её приют благословенный
Под ангельский восторг на Небесах.
И счастье заблестит в твоих очах,
Которого не смог достичь ты ране,
Но ей не говори о скорбных днях,
Что ты из-за неё провёл в терзанье.
Лишь это совершенство созерцай,
И за него судьбу благословляй.

85

Кто думает о низменном всегда,
Мою хвалу к ней называет льстивой;
Так и кукушка, слыша трель дрозда,
Вступает с нотой глупой и фальшивой.
Кто в сущностях Небес профан[237] крикливый,
Восторг иль зависть выбрать затруднён,
Пусть восхитится в зависти ревнивой,
Лишь ровней стать ей не желал бы он.[238]
В глуби души я начертал канон
Её достоинств, взяв перо златое:
И, яростью небесной побуждён,[239]
Уста наполнил сладостной хвалою.
Коль громом труб я славлю[240] мой кумир,
Восторг иль зависть должен выбрать мир.

86

Язык злорадный, словно жалом бьёт,
Как мерзкие гадюки[241] без пощады
На голове у Фурии;[242] их рот —
Источник слов, где много зла и яда.
Так пусть чума с ужасной мукой ада
Тебя сразят[243] за нрав поганый твой:
В моей любимой лжи твоей громада
Раздула угли злости роковой.
Чьи искры пусть в душе твоей лихой
Зажгут огонь, где ты сгоришь всецело,
Коль тайно замышляешь мой покой
Нарушить, и ко мне являться смело.
Тебе награда — злоба и позор.
Что мне готовил, сам пожнёшь, как вор.

87

С тех пор как разлучился я с любимой,
Я много дней провёл среди невзгод,
И, кажется, что медленно, незримо,
Ночей тянулся скорбный хоровод.
Ведь если день украсит небосвод,
Хочу, чтоб ночь сменила день тоскливый,
Когда же ночь безлунная придёт,
Возврата дня я жду нетерпеливо.
В надежде трачу время молчаливо,
Стремясь печаль той сменой обмануть,
Но снова скорбь гнетёт меня ревниво,
И кажется мне длинным краткий путь.
Мы слишком долго грусти видим лик,
Но час блаженства исчезает вмиг.[244]

88[245]

С тех пор как сбились мысли у меня,
Утратившего свет[246] и утешенье,
Брожу во тьме,[247] как ночью, без огня,
Боясь любой угрозы в треволненье.
Не вижу ничего и в ясный день я,
Когда нам не видать своих теней;
Лишь горнего луча изображенье[248]
В моих глазах теперь блестит сильней.
И я Идею вижу средь огней,
Её умом чистейшим созерцая:[249]
Мне сил придаст сиянье света в ней,[250]
Любовный голод сердца утоляя.
Пока сей блеск умом я только зрю,
Я слеп, и тело голодом морю.[251]

231

Достаточно близкая к оригиналу вариация сонета Тассо: «Bella e la donna mia, se del bel crine» (Tasso. Rime, 17) не только по смыслу, но и по структуре. В частности, использован повтор слова «Bella — Прекрасна» в первой, третьей, пятой и седьмой строках.

232

...ветерок // Златые пряди закрутил... — «В колечки золотые ветерок // Закручивал податливые пряди...» (Петрарка. Канцоньере, XC / Пер. Е.Солоновича).

233

И огнь любви в очах её искрится... — Ср.: «живые духи, лучащиеся из глаз [дамы. — А.Л.] всё время добавляют новую пищу для огня...» (Кастильоне. О придворном... С. 353).

234

...Её разумной речи простота — // Послание души её невинной... — «...уста хотя и часть тела, всё же дают выход словам — выразителям души» (Кастильоне. О придворном... С. 355). Ср. также: «Здесь добродетелей высоких тьма, // Под сенью светлых прядей — свет ума...» (Петрарка. Канцоньере, CCXIII / Пер. Е.Солоновича).

235

Чей звучный слог, дозволив мне взнестись... — Ср.: «Лучшею частью своей, вековечен, к светилам высоким // Я вознесусь... (Овидий. Метаморфозы, XV, 875-876 / Пер. С.Шервинского).

236

Разница между двумя сонетами (Am. 35 и Am. 83) всего в одном действии. В оригинале это: «and having it» (имея его) — Am. 35 и «and seeing it» (видя его) — Am. 83. И там, и там идёт речь об объекте, вызывающем у поэта боль, страдания. Но в 35-м сонете Спенсер пишет об идеальном образе его возлюбленной, который возникает в его мыслях, а в 83-м сонете Спенсер говорит непосредственно об облике Элизабет Бойл, которую он уже имеет счастье видеть часто, так как они обручились.

237

Кто в сущностях Небес профан... — Ср.: «...и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11: 27).

238

Лишь ровней стать ей не желал бы он. — Ср: «...не думайте о себе более, нежели должно думать; но думайте скромно» (Рим. 12: 3).

239

И, яростью небесной побуждён... — «Кто же без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества...» (Платон. Федр, 245а / Пер. А.Н.Егунова).

240

Коль громом труб я славлю... — См.: примечания к Am. 29.

241

Язык злорадный, словно жалом бьёт, // Как мерзкие гадюки... — Ср.: «Порождения ехиднины! как вы можете говорить доброе, будучи злы?» (Мф. 12: 34).

242

На голове у Фурии... — Эринии (др. — греч. — «гневные») — в древнегреческой мифологии дочери Эреба, бога Мрака и Никты, богини Ночи. Богини мести и угрызений совести, наказывающие человека за совершенные грехи. В поздней поэзии это три богини: Тисифона, Аллекто, Мегера, которые изображались с волосами на голове в виде змей. В римской мифологии им соответствуют фурии (лат. — «неистовые»). У Вергилия фурии являются дочерьми Плутона, бога подземного царства (Аида), и самая яростная из них Аллекто — «Так свиреп ее вид, так черны на челе ее змеи» (Вергилий. Энеида, VII, 325-329 / Пер. С.Ошерова).

243

Так пусть чума с ужасной мукой Ада // Тебя сразят... — Ср.: «...богини Эринии, что под землею // Страшно карают людей» (Гомер. Илиада, XIX, 259-260 / Пер. В.В.Вересаева).

244

Мы слишком долго грусти видим лик, // Но час блаженства исчезает вмиг. — Традиционная мысль о кратковременности счастья и длительности печалей. Ср.: «Мгновенья счастья на подъем ленивы, // Когда зовет их алчный зов тоски» (Петрарка. Канцоньере, LVII / Пер. Вяч. Иванова).

245

Сонет построен на теории платонической любви Марсилио Фичино, хотя концовка у Спенсера несколько земная в ожидании скорого брака.

246

Утратившего свет... — Ср: «Красота же есть некое сияние, влекущее человеческую душу» (Фичино. Комментарий... С. 161).

247

Брожу во тьме... — Ср.: «...во тьме ходят» (Пс. 81:5).

248

... горнего луча изображенье... — Ср: «Красота изливается как луч солнца на все сотворённые вещи...» (Кастильоне. О придворном... С. 347).

249

И я Идею вижу средь огней, // Её умом чистейшим созерцая... — Ср: «...душа освещается лучом божественного ума, она посредством ума созерцает в постоянном акте идеи всех вещей» (Фичино. Комментарий... С. 231). См. также: Am. 45.

250

Мне сил придаст сиянье света в ней... — Ср.: «Но этот блеск божественного, сверкающий в прекрасных вещах, как бы подобие бога, побуждает любящих поражаться, трепетать и преклоняться» (там же. С. 156).

251

Пока сей блеск умом я только зрю, // Я слеп, и тело голодом морю. — Ср.: «Но для глаза и жизненного духа, которые воспринимают, подобно зеркалу, образ тела только в его присутствии и теряют его, когда его нет, необходимо постоянное присутствие прекрасного тела, чтобы постоянно освещаться, согреваться и наслаждаться его сиянием» (там же. С. 194).