Сонеты, песни, гимны о любви и красоте

36[109]

Конец увижу ль горестям моим,
Иль будут вечны лютые мученья,
Когда я чахну, слабостью томим,
Не зная ни покоя, ни спасенья.
Как отыскать пути успокоенья,
С её очами заключить завет:
Ведь каждый день их гордое презренье
Приносит мне обилье страшных бед.
Но показав жестокость, ты вослед
Подумай, как немного в этом славы —
Убить, презрев, того, кто есть поэт,
Кто жизнь твою прославит величаво.
Смерть эта быть оплаканной должна,
И всеми будешь ты осуждена.

37

С таким коварством локоны златые[110]
Она покрыла сеткой золотой,[111]
Что не узнать, где волосы густые,
А где покров из золота витой?
Иль слабый взгляд, что смотрит с прямотой,
Ей хочется поймать в силок злачёный,
И хитростью пленить ловушкой той
Разбитые сердца[112] в груди влюблённой?
Мои глаза! на сей капкан плетёный
Вы безрассудно не глядите впредь:
Ваш взор, её тенётами пленённый,
Не выпустит лукаво эта сеть.
Те, кто свободны, явно бестолковы,
Коль жаждут, хоть златые, но оковы.

38

Когда толпой жестокой Арион[113]
Был брошен в моря жадные пучины,
Он музыкой кифары был спасён:
Чаруясь ей, его несли дельфины.
Моей же грубой лирой слух невинный
Я не пленял, да и теперь не смог
Сдержать в любимой ярости лавины,
Иль скрыться на Дельфине от тревог.
На жизнь мою, забрав её в залог,
Она глядит небрежно и надменно:
Хоть может только словом (как итог)
Спасти мне жизнь, или убить мгновенно.
Ты лучше будь хвалимой за любовь,
Чем проклятой, пролив безвинно кровь.

39

Улыбка-сладость, дочь Любви Царицы,[114]
Тебе богиня-мать дала свой пыл,
Смирявший Зевса[115] гнев, когда десницей
С перунами он всем богам грозил.
Сей навык твой невинный стал мне мил,
Когда прогнав печаль сияньем мая,
Истомой нежной он меня пронзил,
И ожила душа моя немая.
Её безумством горним наполняя,[116]
Меня в экстаз ввергаешь ты с тех пор,
И муки сердца сладкой негой Рая
Мне исцеляет твой блаженный взор.
Отныне я его вкушаю с жаром,
Он слаще, чем амброзия с нектаром.[117]

40[118]

Как ласково цветёт её улыбка!
Чему же уподобить сей расцвет,
Когда в тени ресниц, дрожащих зыбко,
Сто Граций[119] посылают мне привет?
Мне кажется, я вижу яркий свет:
В июльский полдень солнце так искрится,
Когда гроза стихает, и в просвет
Глядит его живящая зеница.
На тонкой ветке радостная птица,
Забыв испуг, трезвонит песни в лад;
Из логова опять выходит львица,
И к свету поднимает хмурый взгляд.
Так сердце, что истерзано штормами,
Встречает луч, не скрытый облаками.

41[120]

Что вызывает, воля или нрав,
Её жестокость к недругам смиренным?
Нрав можно изменить, беззлобной став,
А волей запретить свирепость к пленным.
Но если волей с нравом, столь надменным,
Влюблённым нанесёт она удар,
Их горем наслаждаясь неизменным,
Напрасен красоты ей чудный дар.
Пустая гордость этих дивных чар
Для тех несчастных — ложное обличье:
Кого спалил любви бесплодный жар,
Теперь её ничтожная добыча.
Прекраснейшая! всё же не должна
Краса такая быть посрамлена.

42[121]

Любимая, что так черства ко мне,
Терзая больно, всё же мне по нраву,
И чем сильней скорблю я в тишине,
Тем больше пью любовную отраву.
Я не хочу (желанья тщетны, право)
Избавиться от пыток навсегда,
Но сердце ей в залог отдам по праву,
Ликуя в милом рабстве все года.
Приятно ей — пусть свяжет без труда
Мне сердце цепью твёрдой, неразрывной,
Чтоб ветреных амуров череда
Не совращала страстью неизбывной.
Лишь не позволь ей быть жестокой впредь,
Не дай мне раньше срока умереть.

43[122]

Молчать, иль говорить мне, коль придётся?
Заговорю — в ней гнев кипит взрывной,
Смолчу — моё же сердце разобьётся,
Иль захлестнётся желчною волной.
Тиранство то — глумиться надо мной,
Сковав язык и сердце мне в гордыне,
Чтоб я без слов, без мысли потайной,
Как пень тупой погиб в своей кручине.
Но сердце научу я, как отныне
Благое дело молча защищать:
И взгляду подскажу, как в благостыне
Её глазам письмо любви читать.[123]
В нём разберёт умом глубоким скоро
Она и страсти сердца, и укоры.

109

Вариация сонета Петрарки (Канцоньере, CL):

«— Душа, что деешь, мыслишь? Будет с нами Покой и мир иль вечной жить борьбою?» (Пер. Ю.Верховского).

110

...локоны златые... — Ср.: «В колечки золотые ветерок // Закручивал податливые пряди...» (Петрарка. Канцоньере, XC / Пер. Е.Солоновича).

111

...сеткой золотой... — Распущенные волосы считались в старое время признаком распущенности, а связанные, собранные под специальную сетку волосы — признаком чистоты и добродетели.

112

Разбитые сердца... — Ср.: «...пред кем Любовь готова // Заставить сердце кровию истечь!» (Канцоньере, CCLIII / Пер. А. Эфроса).

113

Арион — древнегреческий поэт и музыкант (VII-VI в. до н. э.). Один из вариантов мифа рассказывает, что Арион своим искусством играть на кифаре собрал большое состояние. Однажды он плыл на корабле, и моряки решили его убить. Арион попросил спеть перед смертью. Когда разнёсся звук кифары и его голос, то рядом с кораблём появились дельфины. Арион прыгнул в море, и, подхваченный дельфинами, приплыл в Коринф к царю Пиранту (Гигин. Мифы, 194). См. также: Овидий. Фасты, II, 79-118. В христианской традиции дельфин часто служил символом спасения, и это должно было духовно повлиять на молодую леди.

114

Улыбка-сладость, дочь Любви Царицы... — Речь идёт о сладкой улыбке Венеры (Афродиты), Царицы Любви. См.: «Сладко смеющейся, любящей смех Афродите прекрасной...» (Гомеровы Гимны. Гимн к Афродите, 49 / Пер. В.В.Вересаева). См. также: «...Афродита улыбколюбивая...» (Гомер. Одиссея, VIII, 362).

115

Смирявший Зевса... — Речь идёт о способности богини любви Афродиты вызывать любовь к себе как среди простых смертных, так и среди богов благодаря своему волшебному поясу, которым она могла также отводить удары молний Зевса.

116

Её безумством горним наполняя... — Концепция, восходящая к Платону: «вследствие божественного безумия человек возвышается над природой и превращается в бога. Божественное безумие есть озарение разумной души, посредством которого бог душу, ниспадшую с высших областей к низшим, увлекает от низших к высшим» (Фичино. Комментарий... С. 232).

117

Отныне я его вкушаю с жаром, // Он слаще, чем амброзия с нектаром. — «Pasco la mente d’un si nobil cibo //ch’ ambrosia e nettar non invidio a Giove — Я насыщаю ум драгоценной пищей, // и не завидую амброзии и нектару Юпитера» (Petrarca. Canzoniere, CXCIII).

118

Одна из тем Петрарки (Канцоньере, XLII): «Но стоит улыбнуться ей, нежданно...» (пер. Е.Витковского).

119

Сто Граций... — «...но если Геро улыбалась, // Сотня прелестных Харит являлась в смеющемся взгляде» (Мусей. «Геро и Леандр», 60-61 / Пер. М.Дриневич под ред. М.Е.Грабарь-Пассек). Грации (в римской мифологии) или Хариты (в греческой мифологии), богини красоты, радости и счастливой жизни. Для неоплатоников Грации представляли мысль о возвращении любви к Богу.

120

Вариация сонета Петрарки (Канцоньере, CCLVI): «О, если бы я мог обрушить гнев...» (пер. А.Ревича).

121

...пусть свяжет... //Мне сердце цепью твёрдой... — Ср.: «И вот гремлю обрывками цепей» (Петрарка. Канцоньере, LXXVI / Пер. Е.Солоновича).

122

Вариация мадригала Тассо: «Se taccio, il duol s’avanza» (Tasso. Rime, 166. See: URL: http://www.letteraturaitaliana.net/pdf/Volume_5/tl28.pdf (дата обращения 27.04.11)).

123

Её глазам письмо любви читать... (и далее). — По средневековым понятиям «ум» женщины предназначен был для расшифровки тайного смысла молчания мужчин, изучая эмоциональную азбуку взглядов.