44
Когда герои славные Эллады
Устроили в гордыне дерзкий спор,
Забыв о Золотом Руне, — усладой
Своей игры Орфей унял раздор.[124]
Зато в гражданских войнах на измор,
Что супротив себя веду я страстно,
Все чувства бьются так, что до сих пор
Ни ум, ни навык их сдержать не властны.
Ведь я своею лирою несчастной
Так умножаю злость моих врагов,
Что пыл страстей и скорби ежечасно
Меня в сраженье новом бить готов.
Чем больше жду я мирного исхода,
Тем злобней их становится природа.
45
Зачем в чистейшем зеркале своём[125]
О дева, зришь ты облик свой прелестный?
Ведь ты внутри меня скорей, чем в нём,
Свой истинный портрет увидишь лестный.[126]
В моей душе есть образец чудесный,[127]
И не доступный для земных очей:
Идея красоты твоей небесной,[128]
Бессмертной каждой чёрточкой своей.
Когда б её не сделали тусклей
Твоя жестокость и мой дух печальный,
Твой дивный лик мог быть ещё милей,
Светлей и чище, чем ручей кристальный.
И коль себя во мне увидишь ты,
Не омрачай своей же красоты.
46
Когда прошёл свиданья краткий час,
Меня краса отправила в изгнанье,
Но мне велит небесной бури глас
Остаться вопреки её желанью.
Кому мне подчиниться без страданья?[129]
Что лучше мне, то знают небеса,
Но с нижним небом спорить — наказанье,
Мной правят бессердечные глаза.[130]
Вы зрите, небеса, мои печали,
Так пусть же ваша скроется гроза;
Удар двойной я вынесу едва ли,
Коль всех штормов нагрянет полоса.
Ни у кого снести не будет силы
Те бури, что летят ко мне от милой.
47
Не верь глазам с предательской улыбкой,
Не изучив обман их до конца:
Так золотой крючок от глупой рыбки
Хитро скрывает чешуя живца.[131]
Улыбкой льстивой слабые сердца
Краса к себе влечёт гордыней злою,
И каждого несчастного глупца,
Поймав, съедает с радостью большою.
Пока она кровавою рукою
Их бьёт, её улыбчив дивный взгляд,
Внушив своей жестокою игрою,
Что смерти боль им слаще всех услад.
Сильны те чары, в нас рождая мненье,
Что в жизни — боль, а в смерти — наслажденье.[132]
Листок невинный, ты жестокий гнев
Её принял, когда тебя надменно
Она, всех просьб твоих не рассмотрев,
В огонь швырнула жертвенный мгновенно.
Не заслужил ты участи презренной,
Еретикам такая смерть под стать;[134]
Ведь ты принёс не ересь, не измену,
Хотел благое дело защищать.
Меня, кто стал беспечно возвещать
О тяжких муках сердца поневоле:
Но слушать не хотелось ей опять
Те жалобы мои о смертной боли.
Будь жив ты вопреки ей много лет,
И славь её, хоть примешь зло в ответ.
Прекрасная жестокость![136] Силой глаз
Своих сражаешь ты в одно мгновенье.
Знай, милосердье — мощи той алмаз,
И слава не в убийстве, а в спасенье.[137]
И если ты находишь наслажденье,
Являя гордо мощь своих очей,
Не тронь того, чья жизнь — к тебе почтенье,
Но лишь врагов ты грозной силой бей.
Пусть ощутят они её сильней,
Как Василиск[138] рази их властным взглядом,
Но милостью того дари своей,
Кто пал у ног твоих смиренно рядом.
Тобой дивиться станет мир втройне,
Ведь будешь жить ты, жизнь даруя мне.
Болезнью истомился я двойной,
От ран сердечных и страданий тела,
Тут лекарь зелье вынул предо мной:
Недуг телесный вылечу умело!
Тщеславию, сказал я, нет предела:
Вся суть в несчастьях духа и ума;
Не сердце ль телом ведает всецело?[140]
И правит им, как хочет, без ярма.
Ты снадобьем, живительным весьма,
Лишь приведи больное сердце в чувство,
Тогда из тела хворь уйдёт сама:
Но здесь бессильно медиков искусство.
О, ты, моей всей жизни Врач и Друг,
Начни лечить сердечный мой недуг.
вернуться
Эпизод из «Аргонавтики» Аполлония Родосского (I, 462-515). Перед тем как спустить корабль «Арго» на воду, спутники Ясона на пиру начали спорить друг другом и яростно браниться. Тогда Орфей, взяв в руки кифару, начал петь, и его чарующее пение усмирило спорящих аргонавтов.
вернуться
Зачем в чистейшем зеркале своём... — Образ зеркала часто встречается в поэзии Возрождения. Например: Петрарка. Канцоньере, XLV; Tasso. Rime, 219; Шекспир. Сонет 3.
вернуться
Платоновская идея о том, что тот, кто влюблён «во влюблённом, словно в зеркале... видит себя самого» (Платон. Федр, 256 d). Эта идея была развита во флорентийском неоплатонизме Фичино о душе, как зеркале для любящего (Фичино. Комментарий... С. 160).
вернуться
В моей душе есть образец чудесный... — Ср.: «Чтобы избежать мучений, связанных с отсутствием красоты, и чтобы радоваться ей без страданий, придворный должен разумом направить все свое желание от тела к одной лишь красоте и как можно больше созерцать простую и чистую красоту саму по себе, отвлекая ее в воображении от всякой материи» (Кастильоне. О придворном... С. 356).
вернуться
Идея красоты твоей небесной... — Платоновское учение об «идее», которая является бессмертным образцом всех материальных тел, созданным в божественном Уме-Нусе. Ср.: «Sur le plus belle Idee au ciel vous fustes faite, — Ты создана как наипрекраснейшая небесная Идея» (Philippe Desportes. Les Amours de Diane, II, LXVII).
вернуться
Кому мне подчиниться без страданья? — Размышления Спенсера во втором катрене сонета восходят к размышлению книжников и старейшин на вопрос Христа: «Он сказал им в ответ: спрошу и Я вас об одном, и скажите Мне: крещение Иоанново с небес было, или от человеков? Они же, рассуждая между собою, говорили: если скажем: с небес, то скажет: почему же вы не поверили ему? а если скажем: от человеков, то весь народ побьет нас камнями, ибо он уверен, что Иоанн есть пророк» (Лк. 20:3-6) (Edmund Spenser’s Amoretti and Epithalamion: A Critical Edition. P. 176).
вернуться
Но с нижним небом спорить — наказанье, // Мной правят бессердечные глаза. — Ср.: «Но с тех небес разят, в меня нацелясь, // Пренебреженья громы и беда» (Филип Сидни. Астрофил и Стелла. Сонет 60 / Пер. Л.Тёмина).
вернуться
Так золотой крючок от глупой рыбки // Хитро скрывает чешуя живца... — Ср.: «Sono ancor molti omini scelerati, che hanno grazia di bello aspetto, e par che la natura gli abbia fatti tali accio che siano piu atti ad ingannare, e che quella vista graziosa sia come l’esca nascosa sotto l’amo — Есть еще много злых людишек, обладающих изяществом и красотой, кого, природа, кажется, создала для обмана, и чей грациозный облик, как приманка, скрывает рыболовный крючок» (Baldassare Castiglione. Il Cortegiano, 4, EVI).
вернуться
... в жизни — боль, а в смерти — наслажденье. — «О жестокая участь влюбленных! О жизнь, несчастнее всякой смерти!» (Фичино. Комментарий... С. 201); также: «Любовь есть добровольная смерть... но так как смерть эта добровольна, — сладостна» (там же. С. 158).
вернуться
Вариация сонета Депорта: «О vers que j’ai chantez en l’ardeur qui m’enflame» (Philippe Desportes. Les Amours de Diane, II, LXXV).
вернуться
Еретикам такая смерть под стать... — «еретиков», противников ортодоксальной религии, или не согласных с некоторыми её догмами, обычно сжигали на кострах. Такая форма смертной казни установилась ещё при первых христианских императорах. Так, император Восточной Римской империи Феодосий (379-395) в 382 г. издал закон против манихеев, повелевавший подвергать их высшей мере наказания (Льоренте Х.А. История испанской инквизиции. — М., 1999. Т. 1. С. 57).
вернуться
Тема сонета Тассо: «Piu crudel d’ ogni altra, e pur men cruda» (Tasso. Rime, 74). См. также: «Ho если поражен я нежным оком...» (Петрарка. Канцоньере, CLXXXIII / Пер. А.Ревича).
вернуться
Прекрасная жестокость (Fair cruel)... — традиционный петраркианский парадокс, используемый Спенсером в некоторых сонетах: «quella fera bella e cruda — та дикарка, красивая и жестокая» (Petrarca. Rime, XXIII).
Ср.: «Прощайте же, прекрасная жестокость!» (Шекспир. Двенадцатая ночь, акт I, сцена 5 / Пер. Э. Липецкой).
вернуться
И слава не в убийстве, а в спасенье. — Ср.: «Радуйся праву губить, — если право такое отрадно, // Но лишь спасенье мое славу умножит твою» (Овидий. Героиды. Письмо XII. Медея-Ясону, 75-76 / Пер. С.Ошерова).
вернуться
Василиск (Cockatrice) — мифическая змея с удивительной способностью убивать своим взглядом и дыханием, от которого кусты и трава засыхают, а камни воспламеняются (Plinius Secundus. Historia Naturalis, XXIX, 19, 66). Василиск упоминается в Библии: «Ибо вот, Я пошлю на вас змеев, василисков, против которых нет заговаривания, и они будут уязвлять вас» (Иерем. 8:17).
вернуться
Вариация сонета Депорта (Philippe Desportes. Les Amours d’Hippolyte, LVI).
вернуться
Не сердце ль телом ведает всецело? — Томас Викари (1490?-1561/2), брадобрей и хирург двора Генриха VIII, писал в своих работах по анатомии, что сердце является королём всех органов.