Земная жизнь — как вешняя поляна,
Где прячется среди цветов змея:
Иные впечатленья бытия
Для наших душ — подобие капкана.
Чтоб раньше, чем придет последний час,
Душа покой нашла, чуждайтесь правил
Толпы: ее пример погубит вас.
Меня поднимут на смех: Позабавил!
Зовешь на путь, что сам терял не раз
И вновь — еще решительней — оставил.
C
И то окно светила моего,
Какое солнцу в час полдневный мило,
И то, где злой борей свистит уныло
Среди зимы, когда вокруг мертво;
И камень — летом на него
Она присесть одна всегда любила;
И все края, где тень ее скользила
И где ступало это божество;
И место и пора жестокой встречи,
Будящая живую рану снова
В тот день, который муку мне принес;
И образ дорогой, и слово в слово
Отпечатленные душою речи, —
Меня доводят каждый раз до слез.
CI
Увы, любого ждет урочный час,
И мы бессильны изменить природу
Неумолимой той, кому в угоду
Недолго мир скорбит, лишившись нас.
Еще немного — и мой день погас,
Но, продлевая вечную невзгоду,
Амур не отпускает на свободу,
Привычной дани требуя у глаз.
Я знаю хорошо, что годы кратки, —
И сила чародейного искусства
Едва ли больше помогла бы мне.
Два семилетия враждуют чувства
И разум — и победа в этой схватке
Останется на лучшей стороне.
CII
Когда поднес, решившись на измену,
Главу Помпея Риму Птолемей,
Притворно Цезарь слезы лил над ней,
Так воплотило слово эту сцену.
И Ганнибал, когда он понял цену
Чужих побед, обманывал людей
Наигранной веселостью своей,
И смех его был страшен Карфагену.
Так чувства каждый человек таит,
Прибегнув к противоположной маске,
Приняв беспечный или мрачный вид.
Когда играют радужные краски
В моих стихах, то это говорит
О том, что чувства не хотят огласки.
CIII
Успеха Ганнибал, победе рад,
Не смог развить, на лаврах почивая, —
Так пусть его ошибка роковая
Научит вас не опускать булат.
Медведица, лишившись медвежат
При памятной пастьбе под небом мая,
Рычит, клыки и когти обнажая,
Что местью нам кровавою грозят.
Она не успокоится, поверьте,
Не погребет себя в своей берлоге,
Спешите же туда, куда зовет
Вас воинское счастье — по дороге,
Что на тысячелетья после смерти
Вам по заслугам славу принесет.
CIV
Пандольфо, и в неопытные лета,
Когда еще не пробил славы час,
Кто близко видел вас хотя бы раз,
С надеждой ждали вашего расцвета.
И я, у сердца попросив совета,
Чтоб образ ваш вовеки не погас,
Спешу прославить на бумаге вас,
Не зная средства лучшего, чем это.
Кто Цезарю бессмертный дал венец?
Кто Африканца, Павла и Марцелла
Увековечил? Кто? Какой Творец?
Доныне слава их не отгремела,
Так пусть перу завидует резец, —
Ведь только наших рук бессмертно дело.
CVII
От этих глаз давно бежать бы прочь —
Бессмысленны надежды на пощаду,
На то, что прекратят они осаду,
Что сердцу можно чем-нибудь помочь.
Пятнадцатый уж год, как день и ночь
Они сияют внутреннему взгляду,
Слепя меня куда сильней, чем смладу,
И мне сиянья их не превозмочь.
Повсюду предо мной горит упорно,
Куда ни гляну, этот свет слепящий
Или другой, зажженный этим, свет.
Единый лавр разросся пышной чащей,
Где заблудился я, бредя покорно
За недругом моим Амуром вслед.
CVIII
Благое место, где в один из дней
Любовь моя стопы остановила
И взор ко мне священный обратила,
Что воздуха прозрачного ясней
(Алмаз уступит времени скорей,
Чем позабуду я, как это было:
Поступок милый никакая сила
Стереть не сможет в памяти моей),