Выбрать главу
Я ревновал, что рядом — Аполлон, Но ревность мигом радостью сменилась, Когда соперник мой был посрамлен.
Внезапно туча с неба опустилась, И, побежденный, скрыл за тучей он Лицо в слезах — и солнце закатилось.

CXVI

Неизъяснимой негою томим С минуты той, когда бы лучше было, Чтоб смерть глаза мои навек смежила И меньшей красоты не видеть им,
Расстался я с сокровищем моим, Но лишь оно воображенью мило И в памяти моей весь мир затмило, Что было близко — сделало чужим.
В закрытую со всех сторон долину — Предел, где я не так несчастлив буду, Вдвоем с Амуром возвратился я.
Среди пустынных этих скал — повсюду, Куда я взор задумчивый ни кину, Передо мною ты, любовь моя.

CXVII

Когда б скала, замкнувшая долину, Откуда та прозванье получила, По прихоти природы обратила На Рим лицо, а к Вавилону спину, —
Все вздохи бы надежду и причину Свою настигли там, где жить ей мило, Быстрей по склону. Врозь летят. Но сила В любом верна — и милой я не мину.
А там к ним благосклонны, — так сужу я: Ведь ни один назад не прилетает, — Им с нею пребыванье — наслажденье.
Вся боль от глаз: чуть только рассветает, Так, по красе мест отнятых горюя, Мне слезы шлют, ногам — изнеможенье.

CXVIII

Вот и шестнадцатый свершился год, Как я вздыхаю. Жить осталось мало, Но кажется — и дня не миновало С тех пор, как сердце мне печаль гнетет.
Мне вред на пользу, горечь — майский мед, И я молю, чтоб жизнь возобладала Над злой судьбою; но ужель сначала Смежить Мадонне очи смерть придет!
Я нынче здесь, но прочь стремлюсь отсюда, И рад, и не хочу сильней стремиться, И снова я в плену былой тоски,
И слезы новые мои — не чудо, Но знак, что я бессилен измениться, Несметным переменам вопреки.

CXX

Узнав из ваших полных скорби строк О том, как чтили вы меня, беднягу, Я положил перед собой бумагу, Спеша заверить вас, что, если б мог,
Давно бы умер я, но дайте срок — И я безропотно в могилу лягу, Притом что к смерти отношусь как к благу И видел в двух шагах ее чертог,
Но повернул обратно, озадачен Тем, что при входе не сумел прочесть, Какой же день, какой мне час назначен.
Премного вам признателен за честь, Но выбор ваш, поверьте, неудачен: Достойнее гораздо люди есть.

CXXII

Семнадцать лет, вращаясь, небосвод Следит, как я безумствую напрасно. Но вот гляжу в себя — и сердцу ясно, Что в пламени уже заметен лед.
Сменить привычку — говорит народ — Трудней, чем шерсть! И пусть я сердцем гасну, Привязанность в нем крепнет ежечасно, И мрачной тенью плоть меня гнетет.
Когда же, видя, как бегут года, Измученный, я разорву кольцо Огня и муки — вырвусь ли из ада?
Придет ли день, желанный мне всегда, И нежным станет строгое лицо, И дивный взор ответит мне как надо.

CXXIII

Внезапную ту бледность, что за миг Цветущие ланиты в снег одела, Я уловил, и грудь похолодела, И встречная покрыла бледность лик.
Иных любовь не требует улик. Так жителям блаженного предела Не нужно слов. Мир слеп; но без раздела Я в духе с ней — и в мысль ее проник.
Вид ангела в очарованье томном — Знак женственный любовного огня — Напомню ли сравнением нескромным?
Молчанием сказала, взор склоня (Иль то мечта?), — намеком сердца темным: «Мой верный друг покинет ли меня?»

CXXIV

Амур, судьба, ум, что презрел сурово Все пред собой и смотрит в жизнь былую, Столь тяжки мне, что зависть зачастую Шлю всем, достигшим берега другого.
Амур мне сердце жжет; судьба готова Предать его, — что мысль мою тупую До слез гневит; вот так, живя, воюю, Мученьям обречен опять и снова.