Выбрать главу
Здесь пришлых множество людей. Одни бегут от Немезиды, Другие пестуют обиду, Но все — и жертва и злодей —
Завистливы в единой мере, Грешат последним лицемерьем И одинаково скупы.
Нигде, как здесь, не прекословят, Не попрекают, не злословят — Здесь всемогущество толпы.
CXXXIX
Придворным стал? Так не зевай. Не будь здесь белою вороной, А будь как все и возле трона Себе локтями помогай.
Не будь доверчив через край, Не верь любому фанфарону, А сразу бей челом миньону: Они здесь как ворота в рай.
Не кипятись — не будет проку. И не клейми, Дилье, порока, А будь подчас и глух и нем.
Тогда в тебе найдут таланты, Тогда тебя сочтут галантным, Тогда ты нужен станешь всем.
CXL
Молчанье — первый тут декрет. Проходит сквозь любое сито Здесь перемолотое жито. Храни и ночью свой секрет.
Есть и второй, Ронсар, завет. Не делай ничего открыто, А тайно — пусть твой враг разбитый Подозревает целый свет.
Все шатко, правда, в этой яме — Враги становятся друзьями, Друзей приходится гневить.
И потому, чтоб чувств не выдать, Люби, как можешь ненавидеть, И пуще глаза ненавидь.
CXLI
Позволь мне дать тебе совет. Я не хочу, чтоб слог твой ясный И простота стихов прекрасных Тебе, мой друг, пошли во вред.
Касаться короля не след.
Порочить трон его опасно. И Бога не гневи напрасно — От молний их спасенья нет.
Не лезь, смеясь, в чужую ссору — Не станешь яблоком раздора: Все позабудут, но не смех.
Короткое он длится время, А после остаешься с теми, Кого ты высмеял при всех.
CXLII
Кузен, когда порок клянешь, Старайся в гневе неподдельном Не называть имен отдельных И, паче чаянья, — вельмож.
В застолье ветреная ложь Дороже истины бесцельной. От той наутро страх похмельный Сильнее, чем у пьяниц дрожь.
Не изощряйся в остроумье, Узнают в нем твое безумье, Хоть не расскажешь никому.
Находят птицу по полету, Помечен дом мышей пометом, И виден мастер по клейму.
CXLIII
Острот не принимаю я. Они коварны, точно слухи: Чернят исподтишка и глухо — Уходят из-за них друзья.
Скорей быка из муравья Раздую и слона из мухи, Чем состязаться в этом духе — Есть правда лживее вранья.
И все ж, Визе, хоть верно это, Я, походив по белу свету, Сатиру склонен предпочесть.
Пусть одиозны острословы, Пусть меру надо знать, злословя, Но многократно хуже — лесть.
CXLIV
Я мог бы, Горд, забывши честь, Прикинуться безродной голью, С удобной этой сжиться ролью, В доверье сильных мира влезть,
Чудес с три короба наплесть, Незаменимым стать в застолье, Блистать аттическою солью И во дворце чужом расцвесть.
Я мог бы торговать товаром: Туманом, воздухом и паром — Наполнить только бы мошну.
Я мог бы жить в сто раз умнее, Но не желаю, не умею. А тех, кто может, — не кляну.
CXLV
И не рассчитывай, Белло, Чтоб мы с тобой разбогатели, Чтоб поэтическое дело Доход кому-то принесло.
Твой труд пойдет тебе во зло, Мишенью станет колким стрелам. Так не томись душой и телом — В цене иное ремесло.
Ворочать за столом делами И торговаться в общем гаме, Пока не вспухнет голова.
Рука, известно, моет руку, А добродетель и наука — Одни лишь громкие слова.
CXLVI
Так часто мы себе вредим. То просьбу вымолвить не смеем, То в самомнении хмелеем И вставить слово не дадим.
Себя старанием своим Подать, как должно, не умеем, А после завистью болеем, Без денег и друзей сидим.
Наверно, мы — большие дети. Пусть так, Морель, но, Бог свидетель, И я поблажки тут не дам:
Кто умудрился в мире этом Остаться истинным поэтом, Тому воздается по делам!
CXLVIII
Не злись, Ронсар, что под луной Поэты вирши расплодили. Немногим боги подарили Бессмертья кубок золотой.
Не в каждом демон есть живой, Что старца тащит из могилы: Такого беса знал Вергилий, Гораций знал. И мы с тобой.