Выбрать главу
Так не грусти, не падай плетью. У нас есть пропуск в долголетье, Все остальное — трын-трава.
Не всякий тем похвастать вправе. Не всякое ведь слово — к славе, Не всякие слова — слова.
CXLIX
Для вас безумец лишь поэт. Пусть так — но вы здоровы сами? Не растеряли ум с годами, Собой являя высший свет?
У вас другого свойства бред. Поэт безумствует речами, А вы, придворные, делами, И более различий нет.
Обласканы вы, правда, Ими. Зато у нас честнее имя, И слава стоит вам хлопот.
Так смейтесь. Тем же мы ответим. Но посмеетесь вы на ветер, А то, что пишем мы, живет!
CLI
Уж лучше не читать совсем, Чем брать мои стихи к обеду, Другие блюда поотведав И платный посетив гарем,
И делать это лишь затем, Чтоб можно было всем поведать Об их несчастиях и бедах, О недостатках слов и тем.
Как избежать с тобой афронта, Боец невидимого фронта, Заочной преданный войне?
Не делай этого, прошу я. Читай спокойно, не ревнуя, — Получишь пользы так вдвойне.
CLII
Звучит в моих стихах хвала Тебе, Ронсар, потоком длинным И ты мне шлешь их тем же клином. Я слышал, сплетням нет числа:
Гляди, как эти два осла Забавно трут друг другу спину. Но от речей таких, ослиных, Кого когда молва спасла?
Друг к другу, верно, мы кочуем, В стихах и днюем и ночуем И похвалу приносим в дар:
Она как деньги или тара — Не создают они товара, Но ими держится базар.
CLIII
Везде добыча нам нужна. Парик — приманка для студента, Придворному отрада — ленты, И капитану — ордена.
Печать ученому дана, Банкиру выгодны проценты, Военной братье — позументы И проходимцу — седина.
Поэзии ж даров не надо, Она сама себе награда И поощрения не ждет.
Избавь тогда от этих жалоб: Что, мол, платить нам не мешало б. Стихам не надобен расчет.
CLIV
Покинь, Баиф, крутой Парнас И положи на полку лиру. Пойдем в шуты или банкиры — Куда бы только взяли нас.
В подвалы неприметных касс Стекаются богатства мира, Шуты же у него в кумирах — Перепадает им подчас.
Оставим Муз и Аполлона, Пойдем в соседский банк с поклоном, А лучше шутовской покров
Наденем — в клетку иль в полоску. Сердца вельмож для них из воску, Но из железа — для стихов.

Из последних стихов

Жаку Гревену
Как тот прославленный борец, Кого мы все когда-то знали, Хранящий многие медали И память добрую сердец,
Уже предчувствуя конец, Глядит в особенной печали На молодую поросль в зале, Так я, израненный боец,
Забыв про возраст и страданья, Внимаю новым дарованьям И вспоминаю времена,
Когда я, юный и счастливый, Склонялся над своей «Оливой», И душу греет та весна.

От переводчика

Жоашен Дю Белле родился в 1522 г. в местечке Лире в провинции Анжу, в семье, происходившей из старинного дворянского рода Франции.

Начало его жизни было беспечным и радостным, но вскоре он теряет одного за другим обоих родителей и старшего брата и остается один на один с пришедшим в упадок хозяйством. Он успевает, однако, увлекаться стихосложением, хотя и готовится к занятиям юриспруденцией. Длительная болезнь, закончившаяся почти полной глухотой, окончательно определяет его выбор, он целиком посвящает себя стихотворчеству. Он сближается с поэтами, объединившимися в последующем в так называемую Плеяду, у него много друзей и сообщников, его стихи поражают обилием адресатов. В 1549 г. он выпускает в свет знаменитый трактат «В защиту и обогащение французского языка», ставший манифестом новой поэтической школы, и в том же году — свой первый сборник сонетов «Олива», сразу сделавший известным его имя.

В 1553 г, он обрек себя на добровольное изгнание, уехав в Италию со своим родственником кардиналом Жаном Дю Белле в качестве его секретаря. Причины отъезда были прежде всего денежного свойства, но поэт стремился еще и побывать на родине античности и Возрождения. Вначале он воодушевлен увиденным, и чувство это изливается в новом сборнике сонетов «Римские древности», но затем трудная, обременительная жизнь секретаря кардинальского посольства заставляет его пожалеть о принятом решении. Сатирические, направленные против церкви стихи Дю Белле из будущего цикла становятся широко известны в Риме и вызывают скандалы, усложняющие положение кардинала и его незадачливого секретаря, взявшегося, как он теперь признается, не за свое дело.