Болезнен телом я, но езжу день за днем.
Родился я для Муз, а вышел эконом.
Расчетов не люблю, но все на них же строю
Где удовольствий ждешь, там скуку лишь найдешь.
Покоя нет в душе, нет счастья ни на грош.
Мой дорогой Морель, мне тяжело, не скрою.
XLIV
Я не злодей, не грабил вдов,
Замешан не был в преступленьях,
Не занимался дев растленьем,
Не брал процентов с должников.
Но, видно, мой удел таков,
Что вместо слова поощренья,
Я слышу только поношенья —
И потому прошу богов
Одну единственную малость:
Чтоб утешенье мне осталось,
Что помыслы мои чисты,
Чтоб я держался прежних правил
И золото ни в грош не ставил
В лохмотьях честной нищеты.
XLVI
Когда б за всякую работу,
Со справедливостью в ладу,
Платили слугам по труду
И наземь пролитому поту,
Я позабыл бы все заботы.
Но так как за большую мзду
Все достается, как в аду,
Плуту, бездельнику и моту,
То я впустую хлопочу:
Цепями воздух молочу
И мне мою им платят долю.
Еще я воду бороню,
Солому сею на стерню
И жну туманы в чистом поле.
XLVIII
Блажен, кто может откровенно
Излить и горечь и мечту,
Не озираясь за версту
На соглядатаев надменных.
Кто, не таясь, самозабвенно,
Поверит чистому листу
И чувств и мнений полноту.
Но горе тем, обыкновенным,
Кто хочет плакать и кричать,
Но должен целый день молчать,
Приказу барскому внимая.
В золе несложно жар найти.
Болезнь опасная — в кости,
И боль страшнейшая — немая.
XLIX
Хозяин мой богат как Крез.
Он много ездил, много знает,
Хвастлив и, если рассуждает,
Семь бочек катит до небес.
К нему один дотошный бес
С обманом ловким подъезжает,
Богатством овладеть желает
И, кажется, в доверье влез.
Что делать мне, презренной сошке?
Забить в набат? Меня, как мошку,
Сотрут иль выкинут живьем.
Предпочитаю я с поклоном
Катиться в пропасть за патроном:
Пускай мы оба пропадем.
LI
Благоразумен будь, Мони.
Не отрекайся от невзгоды
И не прельщайся добрым годом:
Всегда обманчивы они.
Не верь в особенные дни:
И в пору ясную природы
Зародыш зреет непогоды,
Таится омут западни.
Располагает к лени счастье,
Зато мы бодрствуем в ненастье
И учит разуму нужда.
Счастливца окружают лестью,
Что рушится с худою вестью.
Само несчастье — не беда.
LII
Когда бы этот плач унес
С собой судьбы твоей удары,
Тогда бы не было товара
Ценней обыкновенных слез.
Но таянье застывших грез
Не тушит грозного пожара
И нету бесполезней дара,
Чем мокрые глаза и нос.
Зачем же это наводненье,
Больного мозга выделенья,
С лица текущие ручьем?
Затем, что, этого желая,
Мы сами душу растравляем
И соль себе на раны льем.
LIII
Живем, мой Горд, живем, живем!
Мгновенье сладостно любое!
Не отдадим его без боя!
Хоть краток миг, да счастье в нем!
Проходит быстро день за днем.
Весна сменяется зимою,
И смерть, она не за горою,
Готовит нам свой вечный дом.
Тот болен, и в опасном роде,
Кто предпочел мечту природе
И век не расстается с ней.
Пускай за жизнью не угнаться,
Зато ей можно отдаваться,
Как милой женщине своей!
LIV
Ты мудр, Маро, и тем богат.
Тебя не трогают химеры.
Ты говоришь, что чувство меры
Есть самый драгоценный клад.
Тот не бывает жизни рад,
Кого манят чужие сферы,
И нет на свете землемера,
Кто б мог насытить алчный взгляд.
Не все так думают, однако.
Король опять ввязался в драку,
Дела другие отложив.
Вот и труба уже запела.
Кто знает, кто вернется с дела.
Живешь, Маро, покуда жив.
LVII
Пока ты гонишь кабана
И сокола торочишь к ранцу,
Пока ты красишься румянцем
И пьешь и скачешь дотемна,
Нам с Гордом здесь не до вина,
Не до охоты, не до танцев:
На подозренье иностранцы —
У нас, Даго, идет война.
У нас теперь одна забава:
Тебя припоминать лукаво,
Писать и греков ворошить.