Выбрать главу
Как молодой актер – нередко что бывает — Затверженную роль от страха забывает, Иль пылкий человек, игралище страстей, От силы чувств своих становится слабей:
Так точно и со мной! Излить речей любовных Не смею я пред ней, не веруя в себя, — И, страстно всей душой прекрасную любя, Слабею и клонюсь в страданьях безусловных.
Так пусть стихи мои, как смелый проводник, Предшествуют в пути                     словам моим безгласно И молят о любви успешней, чем язык Мой умолял тебя так часто и напрасно.
О, научись читать, что в сердце пишет страсть! Глазами слышать лишь любви дано во власть.

24. «В художника мой глаз мгновенно превратился…»

В художника мой глаз мгновенно превратился И светлый образ твой на сердце начертил, Причем портрету стан мой рамой послужил; Художника ж талант в том ясно проявился,
Что поместил он твой законченный портрет В жилище сердца так, что ясных окон свет Ему глаза твои и блеск их затемнили. Так вот как нам глаза прекрасно послужили:
Мои – твой образ мне представили живым, Твои же – служат мне проводниками света, Дающими лучам полудня золотым Возможность увидать предмет любви поэта.
А все же одного глаза нам не дают: Увидя, все поймут, но в душу не войдут.

25. «Пусть хвастают родством и почестями те…»

Пусть хвастают родством и почестями те, Что увидали свет под счастия звездою; Я ж счастье нахожу в любви – святой мечте, Лишенный благ иных Фортуной молодою.
Любимцы королей, как нежные цветки, Пред солнцем золотым вскрывают лепестки; Но слава в них самих зарыта,                                 как в могиле, — И первый хмурый взгляд                             их уничтожить в силе.
Прославленный в боях герой на склоне лет, За проигранный бой из тысячи побед, Бывает исключен из летописей чести И теми позабыт, из-за кого лил кровь.
Я ж рад, что на мою и на твою любовь Никто не посягнет в порыве злобной мести.

26. «Мой властелин, твое очарованье…»

Мой властелин, твое очарованье Меня к тебе навеки приковало. Прими ж мое горячее посланье. В нем чти не ум, а преданность вассала.
Она безмерна, ум же мой убог: Мне страшно, что не хватит слов излиться… О, если бы в твоих глазах я мог, Любовию согретый, обновиться!
О, если бы любовная звезда Могла мне дать другое освещенье И окрылила робкие уста, Чтоб заслужить твое благоволенье!
Тогда бы смел я петь любовь мою — Теперь же, в страхе, я ее таю.

27. «Усталый от трудов, спешу я на постель…»

Усталый от трудов, спешу я на постель, Чтоб членам отдых дать, дорогой                                 утомленным; Но быстро голова, дремавшая досель, Сменяет тела труд мышленьем                                напряженным.
И мысли из тех мест, где ныне нахожусь, Паломничество, друг, к тебе предпринимают, И, как глаза свои сомкнуть я ни стремлюсь, Они их в темноту впиваться заставляют.
Но зрение души твой образ дорогой, Рассеивая мрак, являет мне пред очи, Который придает, подобно солнцу ночи, Ей красоту свою и блеск свой неземной.
Итак – мой остов днем, а ум ночной порою Не могут получить желанного покою.

28. «Как возвратиться мог я бодрым и веселым…»

Как возвратиться мог я бодрым и веселым, Когда отягощен был путь трудом тяжелым И тягости дневной не облегчала тень, Когда день ночь теснил,                       а ночь томила день —
И оба, меж собой враждуя, лишь зарями Сближалися затем, чтоб угнетать меня, Один – трудом дневным, другая же, скорбя, Что я тружусь один, – слезами и мольбами.
Чтоб угодить, я дню твержу, что ты светла И свет ему даешь, когда на небе мгла, А ночи говорю, что взор твой позлащает Глубь тьмы ее, когда в ней месяц потухает.
Так умножает грусть мне                       каждый новый день, А ночь, сходя вослед, усиливает тень.

29. «Когда, гонимый злом, Фортуной и друзьями…»

Когда, гонимый злом, Фортуной и друзьями, Оплакиваю я несчастие свое, Стараюсь твердь смягчить                           напрасными мольбами И проклинаю все – себя и бытие;