Выбрать главу
Но ты бы, милый друг, мог пощадить меня И не давать страстям и юности мятежной На путь тот направлять заблудшего себя, Где должен будешь ты попрать                             две клятвы нежных:
Ее – сразив ее своею красотой, И лживую свою, слукавивши со мной.

42. «Не в том беда, что ты красоткой обладаешь…»

Не в том беда, что ты красоткой обладаешь, Хоть горячо ее любил я – понимаешь, А в том, что и она владеет уж тобой; А это тяжелей всего мне, милый мой.
Но я молчу, своих обидчиков прощая: Ты любишь потому, что я люблю ее; Она ж кидает тень на счастие мое, Тебе любить себя открыто позволяя.
Расстанься с ним – она его приобретет; А потеряй ее – мой друг ее возьмет; Они сойдутся, я ж обоих потеряю, Причем мне оба крест на плечи                         взвалят – знаю.
Но вот в чем счастье: друг и я одно звено, И значит, что любим я ею с ним равно.

43. «Глаза мои, укрыв под веками себя…»

Глаза мои, укрыв под веками себя, Не никнут уж, сойдясь                       с немилым им предметом, Затем что смотрят лишь на чудную тебя — И тьма ложится в прах и делается светом.
А ты, чья тень на тьму кидает тихий свет, Как ярко б заблистал твой образ                                      средь планет, Когда и тень твоя, представ во мраке ночи, Могла мне озарить невидящие очи!
И что за благодать была б для глаз моих Увидеть образ твой в игре лучей дневных, Когда и тень твоя, с неясными чертами, Средь ночи и во сне мелькает пред глазами.
Когда ты не со мной, я вижу ночь во дне. И ночь сияет днем, лишь явишься ко мне.

44. «Когда мое, как мысль, легко бы тело было…»

Когда мое, как мысль, легко бы тело было, Ничто бы в мире всем мне путь                               не преградило, И вопреки всему – природе и судьбе — Я с мира рубежа примчался бы к тебе.
Тогда, хотя б в тот миг стопы мои стояли На вечных ледниках окраины земли, Мгновенно бы меня желания умчали, А вихри чрез моря к тебе перенесли.
Но мысль меня гнетет, что я – не мысль,                               и следом Носиться не могу, царица, за тобой, А принужден водой и матерью-землей С слезами ожидать конца грядущим бедам —
И ничего от двух стихий не получить, За исключеньем слез, сужденных им точить.

45. «Другие ж две – огонь…»

Другие ж две – огонь                     и воздух легкокрылый — Всегда с тобой, где б твой                     ни находился милый. И бережно несут, легко, как тихий вздох, Один – мои мечты, другой – мои желанья.
Когда же эти два крылатые созданья Уходят – жизнь моя, сложась из четырех Стихий, течет с двумя и, молча, до тех пор, Склонясь на смертный одр,                       тоской на нем томится.
Пока чета послов к одру не возвратится И не вернется в грудь огонь, живящий взор. Теперь они со мной, свершивши                                  путь свой дальний, И шепчут, что огнем в ней бьет живая кровь.
Я радуюсь тому – и тотчас же шлю вновь К тебе их, милый друг, разбитый                               и печальный.

46. «Глаза и сердце в бой вступают меж собою…»

Глаза и сердце в бой вступают меж собою, Чтоб разделить восторг твоею красотою. Глаза мои хотят от сердца заслонить Твой образ; сердце ж прав желает                               их лишить —
И говорит, что ты, мой друг, в нем обитаешь, В убежище, куда не проникает глаз; Глаза же говорят при этом каждый раз, Что ты во всей красе в их блеске восседаешь. Чтоб этот спор решить, приходится спросить
У мыслей, в сердце том                     живущих непрестанно, — И мощный голос их спешит определить Что сердцу, что глазам в тебе принадлежит:
«Глазам принадлежит наружное безданно, А сердцу – право быть                       близ сердца постоянно».
полную версию книги