Ирина Денежкина
Song for lovers
Я ждала сосиску. Динамики надрывались, выводя «You can’t say, I didn’t give it, I won’t wait another minute!»
Позвонил Олег и сказал, что если я сейчас же не приеду, он спрыгнет из окна. При этом он мне не поклонник какой-нибудь. Просто знакомый. Я ему сказала:
– Я ем.
– И что? – удивился он. – Человек кончает с жизнью, а она ест!
– Ну, знаешь…
Он осуждающе помолчал в трубку и сказал:
– Ты ведешь себя так, как будто тебе на меня насрать.
Я не поняла, почему должно быть иначе. Тогда Олег повесил трубку.
Олег – музыкант. Он играет на гитаре в группе, которую сам и организовал из своих (и моих тоже, соответственно) однокурсников. Они выступали в местных клубах, а после выступления надирались до рези в глазах и валялись кто где. Басист не просыхал вообще. И даже, говорили, периодически падал со сцены. Он брился наголо и ходил с пушистой головой. Барабанщик увлекался пирсингом и травой. Он торчал и играл. И был гениален. А если бы не торчал, мог бы сочинять музыку. Но ему интереснее было торчать. Олег сочинял. Он жил в общаге, но он там не жил, а шлялся по знакомым вместе со своим басистом. Или зависал у барабанщика и они вместе накуривались. Однажды они организовали сейшн и пригласили весь курс. Я пошла с подружкой. Подружку звали Света. Когда потом наших парней спрашивали, кто такая Света Рябова, они перлись и оттягивали языком щеку. Хотя непонятно было, как они что-то помнили. Скорее всего, с чужих рассказов. Потому что на сейшне все, за редким исключением, напились. А Леху Петрова стошнило на ковер, но барабанщик не стал ругаться. Он вообще был никакой.
Воздух был синий, и глаза резало просто нестерпимо. Наська Кулакова курила не переставая. Олег и еще один парень, Сашка Бердышев, пели песни, свои и чужие. Галя Романова и басист трахались в ванной. Я слонялась из угла в угол, не зная, куда сесть. Потом пошла на кухню.
На подоконнике сидели Маша Никонова и Костя Патрушев. Костя курил, а Маша задумчиво пила водку из бутылки.
– Привет, – сказал мне Костя.
– Привет, – ответила я.
Маша посмотрела на нас задумчивым взглядом и, вздохнув, протянула мне бутылку.
– Хочешь?
Она тайно принесла ее и весь вечер скрывала, чтобы не отняли и не выпили коллективно.
– Нет, спасибо, – ответила я, а Маша задумчиво пожала плечами. Она не поняла, как можно не хотеть напиться.
Костя потушил сигарету о стекло и ушел в комнату. Он хотел целоваться, а Маша хотела напиться. Они не совпадали. К тому же Маша была хронически влюблена в старшекурсника Стеклова и не отражала, что есть кто-то еще.
– Как твой Стеклов? – спросила я ее. Было время, когда ни о ком, кроме Стеклова Маша говорить не могла и я заслужила ее любовь тем, что часами выслушивала ее рассказы. Про него.
– Нормально, – буркнула Маша и отпила из бутылки.
Видимо, выдохлась. Аккумуляторы сели. Она не говорила, но думала о нем постоянно. Я чувствовала. А другие нет. Я села рядом на подоконник и мы сидели и смотрели на черный, масляно блестевший асфальт и капли фонарей, отражающиеся в лужах. Маша пила и молчала. Про него.
В комнате что-то загремело и послышался дикий хохот. Потом в кухню зашел мокрый и красный Олег. Сел с нами, закурил и весело объяснил:
– Леха на шкафу лег спать и ебанулся оттуда. И стол проломил.
– А голову? – спросила Маша.
– Не знаю, – пожал плечами Олег.
Мы посидели и Маша ушла спать. Олег принес гитару и стал петь мне песни. Все спали, а мы сидели на кухне и он пел. И курил. Потом он куда-то сходил и принес чайник.
– А вы тут что ли чай пьете? – спросила я.
– А ты думала, одну водку?
– Ага, – кивнула я.
Потом мы с Олегом пили чай и молчали. Вдруг он поднял голову, как очнулся и спросил:
– А ты видела новый клип Эшкрофта?
– Где он ждет девчонку, а потом не слышит, как она стучится и ждет опять? А потом идет пописать?
– Не… Не пописать. Он думает, что в ванной кто-то есть и идет туда. А это вода потом включается.
– Он писает.
– Нет!… Это она там.
– Как же она туда попала?
Олег выпятил губу и пожал плечами.
– Зашла. Она даже еду приготовила!
– Ну, здравствуйте! Еда была, ее Эшкрофт приготовил, а потом не выдержал и съел. И музыку включал, выключал.
– Ну хорошо, – Олег отставил в сторону кружку – Допустим, никакой девушки не было и Эшкрофт пошел пописать.
Я кивнула и он продолжил:
– …он же выключил музыку, когда ему показалось… когда он пошел, по твоей версии, пописать. Так?
– Так.
– А кто включил музыку?
– Девушка что ли? – неуверенно спросила я.
– Ага!
Мы некоторое время молчали. Потом Олег сказал:
– Это «Song For Lovers». У любовников всегда так, наверное. Придет – не придет, включит – не включит. На эМТиВи перевели «Песня для влюбленных». Но это про любовников. Неправильно перевели.
– Ну а разница?
– Влюбленные – это муж и жена. Я так грубо сравниваю. А любовники – на нелегальном положении…
– Они друг другу ничего не должны?
– Ага, – улыбнулся Олег и закурил. – Люди вообще никому ничего не должны.
Мы опять помолчали. Олег курил, щурясь от дыма. Потом он потушил сигарету в блюдце и взял гитару.
– Сыграй что-нибудь свое, – попросила я.
Но он подумал и стал играть «Song For Lovers». Он подбирал ее и пел, сбивался и снова подбирал. А потом мы пошли спать.
Сосиска сварилась. Я втиснула ее в разрезанный батон и полила сверху кетчупом. Получился «хот-дог». В переводе с английского, это никакая не «горячая собака», а «возбужденный собак». Потому что сосиска похожа на одну часть тела этого собака… Так этим американцам показалось. Это мне Леха Петров рассказал.
Телефон снова позвонил. Я взяла трубку.
– Але…
– Ну, че, поела?…
– Нет.
Олег после сейшна куда-то исчез и протрезвевшие басист и барабанщик искали его два дня. На третий нашли. Точнее, он сам нашелся. Оказывается, ездил в другой город с какой-то девчонкой. Имя не помнит. А может, помнит, да не говорит.
Мы потом всем курсом пошли на концерт Олега и его группы в каком-то засранном клубе. Все опять напились. Валялись по углам. Маша Никонова сидела трезвая и задуманная. Я к ней села с банкой джина.
– Как твой Стеклов поживает?
Маша посветлела и замучено улыбнулась:
– Нормально…
– А ты?
Маша не поняла вопроса.
– Нормально, – повторила она, как повторяют кондукторше, когда она второй раз спрашивает: «А у Вас что за проезд?».
Я пожала плечами и отпила из банки. На сцену влез Олег с гитарой. Какой-то мужик с сальным лицом отчаянно ему захлопал. Олег подключил гитару и стоял так. Басист и барабанщик валялись никакие в туалете. Олег тоже был никакой. Почти. Он качнулся вперед и схватился за микрофон. Резануло по ушам. Олег встряхнул головой и стал играть. И петь.
Маша слушала, подперев щеку рукой. Все песни, которые она слышала, были про Стеклова. И поэтому ей вся музыка нравилась.
Олег пел, а все остальные пили или лежали на полу и на столах. Наверное, это раздражает. Когда видишь перед собой только пьяные рожи. Когда поешь, а тебя не слышат. Даже не потому, что не слушают. Я встала и подошла к сцене. Олег стоял с закрытыми глазами и улыбался в микрофон.
– … sing the song for lovers…
Я смотрела на него снизу вверх. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Улыбнулся и стал петь глядя на меня. Потом слез со сцены и подошел.
– Как дела? – спросил он.
Я пожала плечами.
– Ниче…
– Ну как мы тебе?
Барабанщик и басист валялись в туалете. Олег мне нравился. А они нет.
– Прикольно, – ответила я.
– Понятно, – кивнул Олег и сморщил нос.
– Мне правда понравилось.