— Не знаю. Об этом знает только Господь.
— И мы с тобой.
— Да, и мы с тобой. Больше никто знать не должен.
Кто-то из каторжанок вышел в предбанник попить воды из кадушки, воровки замолчали, потом Михелина приобняла мать и повела ее в сторону нар.
Изюмов сидел в пролетке недалеко от дома Брянских, внимательно следил за входящими и выходящими из ворот. Въехала карета, и по силуэту молодой девушки, вышедшей из нее, стало понятно, что это княжна.
Затем промелькнули какие-то люди из прислуги. Привратник Илья каждый раз исполнял свои обязанности торопливо и с почтением.
Вскоре со двора вышла высокая статная особа, лицо которой закрывала черная кисея. В руках она держала небольшой ридикюль.
Изюмов напрягся. Он узнал Таббу.
Она в калитке столкнулась с дамой (это была мадам Гуральник), раскланялась и заспешила на улицу.
Здесь девушка попыталась остановить экипаж, ей это никак не удавалось, и было видно, что она нервничает. Притормозил легковой автомобиль, мадемуазель отказалась от его услуг и продолжала ждать. Наконец подъехала свободная пролетка, Табба сообщила извозчику адрес.
— Следом, — велел Изюмов своему извозчику, и тот стеганул по лошадям.
С Фонтанки выехали на Исаакиевскую площадь, затем свернули на Большую Морскую, после чего пролетка с мадемуазель проскочила несколько кварталов и оказалась возле особнячка, в котором находились курсы аргентинского танго.
Изюмов видел, как госпожа Бессмертная покинула экипаж и скрылась в парадной.
К особняку подкатывали экипажи разного класса, из них выходили дамы и господа, мило раскланивались друг с другом и также исчезали в парадной особнячка.
Артист понаблюдал какое-то время за ними, бросил извозчику:
— Жди.
— Как долго ждать, господин? — недовольно поинтересовался тот.
— Пока не вернусь! — Изюмов сунул мужичку мелкую купюру и направился к особняку.
Внутри его встретил моложавый консьерж.
— К кому следуете, сударь?
— Ответь, любезный, здесь ли обучают аргентинскому танго?
— Совершенно верно. На втором этаже. Желаете записаться?
— Пока желаю поглядеть.
— Глядеть не положено. Там дамы почти в неглиже.
— Тем более желаю, — засмеялся Изюмов, сунул консьержу пятьдесят копеек и заспешил по широкой лестнице наверх.
До слуха доносились музыка и команды учительницы:
— Файф степ, господа!.. Выход в променад! Легче, господа! Изящнее! Дамы, не очень отваливайтесь! Спинки прямые! Слоу квик!
Бывший артист через щель в двери стал наблюдать за танцующими и увидел наконец ту девушку, которую выслеживал. Теперь сомнений не возникало — это была именно бывшая прима. Изящная, статная, с небольшой маской на лице.
Изюмов удовлетворенно хмыкнул, отошел от двери, спустился вниз, снова уселся в пролетку.
— Куда едем, сударь? — спросил извозчик.
— Ждем.
— Как долго?
— Сколько надо, столько ждем! Денег получишь сполна!
Прошло не менее часа. Из парадной стали выходить курсисты. Расходились они с разговорами, с приветливыми прощаниями, весело садились в поджидающие их экипажи.
Табба в сопровождении партнера вышла одной из последних, попрощалась и махнула той самой пролетке, в которой прикатила сюда.
Изюмов проследил за нею, толкнул извозчика в спину.
— Следуй за пролеткой, в которой дама под вуалью.
— Слушаюсь.
…Ехали довольно долго. Пересекли Невский, выехали на Садовую, прогрохотали по мосту, под которым плескалась Нева, помчались по Каменноостровскому проспекту, затем взяли направление на Сестрорецк.
Пролетка мадемуазель шла ходко, и поспевать за ней было непросто. Извозчик тихо матерился, злобно хлестал лошадку, стараясь не шибко отставать.
Наконец пролетка с мадемуазель, не доезжая до Сестрорецка, вдруг резко свернула не то на просеку, не то на узкую дорогу и загрохотала по ней.
Изюмовская повозка чуть погодя совершила такой же маневр, и ездок приказал извозчику:
— Остановись и поправь сбрую лошадям.
— Зачем? — не понял тот.
— Делай, что велят!
Мужик спрыгнул на землю, стал возиться с уздечками, подпругами, изредка бросая удивленный взгляд на клиента.
Изюмов увидел, как метров через сто пролетка с мадемуазель остановилась возле длинного забора. Бывшая прима покинула ее и заторопилась к едва приметной калитке.
Ей навстречу вышел мужчина — это был Беловольский, и они оба скрылись в гуще зелени, среди которой виднелась черепичная крыша дома.
Артист удовлетворенно хмыкнул и крикнул извозчику:
— Хватит копаться! Поехали обратно!
Тот забрался на козлы, с удовольствием огрел лошадей.
— Куда прикажете?
— К театру оперетты!
Конспиративный дом обнаружить с улицы было непросто из-за густых деревьев.
Встреча проходила в одной из затемненных комнат с пыльной продавленной мебелью, в окна которой заглядывали разлапистые ветки.
Ефим Губский за эти годы крайне сдал, видимо сказалась ссылка. Кашлял чаще и сильнее, худоба обозначалась ключицами и лопатками под сорочкой, глаза горели черным фанатичным огнем. В комнате, кроме него, находились Беловольский и некий полный господин, которого гостья не знала.
Губский сидел на протертом диване, смотрел на Таббу внимательно и изучающе, время от времени вытирая рот платком.
— Мы благодарны вам, мадемуазель Табба… Не столько даже за добытые деньги, сколько за верность идеям партии.
Девушка усмехнулась:
— Я старалась.
— Мы знаем. И поэтому вдвойне ценим ваше участие в нашей организации. — Губский сделал глоток чая из большой чашки, какое-то время успокаивал дыхание. — Вы нам важны в перспективе, и нам бы не хотелось рисковать вами без особой нужды.
— У вас есть дела, которые совершаются без особой нужды? — не без иронии удивилась бывшая прима.
— Таковых нет, сударыня. Но вы нам представляетесь исключительным кадром, который может понадобиться в самых крайних случаях. В скором времени мы дадим вам весьма достойное задание.
— Какое?
Губский, кашляя, рассмеялся.
— Нет, вам прямо-таки не терпится как можно скорее совершить что-либо экстраординарное!
— Не терпится! А что в этом дурного?!
— Дурного ничего нет, — произнес Беловольский. — Но излишняя поспешность может принести беды не меньше, чем любое промедление.
— И сколько же придется ждать?
— Вы мне напоминаете господина Тобольского, — произнес Губский. — Он так же был нетерпелив в своем желании, и это закончилось печально.
— Жаль, что я не напоминаю вам Марка Рокотова, — огрызнулась Табба. — Мне этот господин много ближе!
— Мадемуазель Бессмертная, — заговорил наконец полный господин. — Я отношусь к числу ваших поклонников. Когда вы блистали в сцене, я охапками таскал в театр цветы, но вы, естественно, меня не замечали.
— Прошу меня за это простить, — насмешливо ответила бывшая прима.
— Это вы простите меня за настырность, — улыбнулся господин. — Позвольте представиться: барон Красинский.
— Мне приятно ваше общество, барон, — склонила голову бывшая прима. — Вы также сочувствуете революционерам?
— Не только сочувствую, но всячески способствую их делам.
— Делу, которое мне прочат господа, вы также готовы способствовать?
— Думаю, в первую очередь.
— И что же это за столь важное дело?
В комнате рассмеялись.
— Мадемуазель Табба, — сухо произнес Губский. — Давайте все-таки подчиняться внутрипартийной дисциплине. Иначе все может закончиться крахом, — он снова закашлялся. — Первое… Вам следует сменить кардинально внешний облик, чтобы образ дамы в кисее не прилип к вам. Второе… Держать связь с нами будете только в исключительных случаях через господина Беловольского или его уполномоченных. Никакой инициативы. И третье… Надо почаще выходить в свет, желательно со спутником. Даже если кто-то узнает в вас бывшую приму, это придаст не только пикантности вашему существованию, но и легализует вас в обществе. Хотя лучше бы играть роль дамы таинственной и непонятной. Это позволит вам завести в свете весьма полезные знакомства.