Петр Кудеяров, бросив ревнивый взгляд на излишне расторопного младшего брата, двинулся вперед первым, отодвинув тяжелый занавес, открывающий вход в отдельный зал.
Посреди сверкающего золотом зала был накрыт изысканный стол персон на тридцать, вдоль стен стояли вышколенные официанты, ансамбль из трех скрипачей негромко наигрывал Сарасате.
Кудеяров-старший выступил вперед, низко поклонился Таббе и заговорил страстно, высокопарно:
— Очаровательная, восхитительная мадемуазель Табба! Говорить о счастье, которое нас сегодня посетило, — значит не сказать ни о чем. Вы сегодня озарили нас неземным светом таланта и прелести! Вы дивная из дивных, вы непостижимая из божественных! Мы склоняем головы перед вашей красотой и молодостью! Мы благодарим вас, что вы сочли возможным посетить сей скромный уголок!.. Милости просим, несравненная!
Столпившийся сзади народ разразился бурной овацией, бог весть откуда появился фотограф, ослепив присутствующих магниевой вспышкой.
Табба подняла руку, дождалась тишины.
— Милый граф! Поверьте, после слов, произнесенных вами, уже не стоит жить! Надо заживо лечь в золотой склепик, сложить ручки на груди и впасть в сладкий вечный сон! А я не хочу этого, господа! Я хочу жить, любить, радоваться! Я хочу быть как все!.. — Она озорно оглядела собравшихся, изящно махнула рукой: — Прошу за стол, господа!
Петр Кудеяров на лету поймал ее руку, поцеловал и повел Таббу к ее месту.
Константин шел следом, радуясь застолью, компании, предстоящей выпивке и присутствию очаровательной артистки.
Гости шумно рассаживались за столом, стараясь занять места поближе к Кудеяровым.
Петр и Константин сели возле Таббы, официанты немедленно наполнили бокалы шампанским.
— Как вы относитесь к шампанскому? — склонился к Таббе Кудеяров-младший.
— Абсолютно равнодушно, — улыбнулась она.
Константин радостно рассмеялся.
— Отлично сказано. А я вот к шампанскому пристрастен. Подчас даже излишне!
Старший брат недовольно нахмурился, бросил Константину:
— Прошу сегодня от излишеств воздержаться.
— Как прикажете, братец! — с легкой издевкой ответил тот и демонстративно отодвинул бокал. — Ради такой соседки я готов не пить сегодня вовсе!
— Соседка прежде всего моя, — через губу, капризно заметил Петр.
— Но в какой-то степени и моя. — Красивому Константину явно нравилось дразнить нерасторопного брата.
Табба улыбнулась пикировке братьев и оглядела гостей. Вдруг ее взгляд остановился на человеке, который явно отличался от этой праздной, в чем-то одинаковой, богатой публики. Неопределенного возраста — от тридцати до пятидесяти, с черными, падающими на глаза, длинными волосами, застывшим лицом и пронзительным взглядом.
Мужчина поймал взгляд девушки, некоторое время пристально смотрел на нее, затем неожиданно отвернулся и погрузился в себя.
Табба повернулась к Петру Кудеярову.
— Кто это, граф? — показала она на «черного» человека.
— А-а, — улыбнулся тот, вытирая мокрый то ли от жары, то ли от волнения лоб. — Это восходящая звезда поэзии — Марк Рокотов.
— Восходящий проходимец, — со смехом бросил Константин. — Неизвестно, откуда явился, что исповедует.
— Не слушайте его, — отмахнулся старший Кудеяров. — Костя просто завидует. Впрочем, сейчас вы сами услышите. — Он поднялся, и все затихли. — Господа! Сегодня лично для меня — день особенный. Сегодня меня посетила муза, которую я ждал многие годы. И говорить в такой вечер что-либо простыми, грешными словами невозможно! Сегодня должна говорить поэзия! Высокая поэзия! Я хочу попросить нашего молодого, но уже знаменитого… — тут граф сделал паузу, — … восходящую звезду русской поэзии Марка Рокотова прочесть то, что в данный момент рвется из его груди!
Константин наклонился к Таббе, прошептал:
— Братец, похоже, решительно потерял голову из-за вас.
— А вы? — игриво посмотрела на него артистка.
— Я? — Молодой граф пожал плечами. — Пусть это останется моей маленькой тайной.
Петр бросил недовольный взгляд в их сторону, кашлянул, сел и приготовился слушать.
В помещении стало тихо.
Рокотов зачем-то неторопливо вытер рот салфеткой, отбросил ее, не глядя, на блюдо и резко поднялся.
Поэт выбросил худую гибкую руку — и зал вдруг наполнился невероятно густым, будоражущим рокотом.