На железной дороге с ней и случилась первая неприятность. Для Соньки это был тяжелый, но необходимый в ее лукавом деле урок. Едва не угодив за решетку, она стала осторожной и предусмотрительной. И во второй раз попалась лишь годы спустя.
В начале апреля 1866 года в Петербурге в московский поезд, в вагон третьего класса, поднялся молодой юнкер Михаил Горожанский. Он направлялся по делам службы в Москву. В чемодане, который был при нем, находились все его пожитки, включая наличность — три сотни рублей. Деньги по тем временам немалые.
Вагон был наполовину пуст. Народ входил и выходил на промежуточных станциях. Горожанский скучал в одиночестве, поглядывая в окно. Унылый северный пейзаж, ничего интересного. Леса, деревни. Деревни, леса… И тут его внимание привлекла хорошенькая девушка.
Горожанский принялся «изводить» девушку жаркими взглядами. Это была обычная юношеская забава, за которой не было ровным счетом ничего, кроме ни к чему не обязывающей «игры в интерес».
Девушка неожиданно для Михаила ответила — таким же пристальным, неотрывным взглядом. Улыбнулась. Михаил еле заметно кивнул. И девушка поднялась, прошла несколько шагов, чтобы опуститься на жесткий диван рядом с юнкером.
Это было какое-то чудо. Девушка была хороша, улыбчива и совершенно раскованна. Горожанский заговорил первым — девушка ответила. Он представился. Она тоже. Ее имя было Сима Рубинштейн. Горожанский обратил внимание на то, что в лице Симы едва угадывались семитские черточки. И ему это… очень нравилось.
Они разговорились. Оказалось, что Сима тоже едет в Москву. Девушка свободная, только что закончившая гимназию, она ехала к папеньке, чтобы устроить свою дальнейшую жизнь. Голову юнкера затуманили неясные грезы. Молодая жена, куча деток, какая-то загородная дача. Человек впечатлительный, он поддался этим смутным мечтаниям. И внезапно ляпнул, что мечтает найти любовь — единственную, на всю жизнь. Сима лучезарно улыбнулась и сказала, что думает о том же. И в каждом молодом человеке, который встречается на ее пути, высматривает свою судьбу.
Оба от этих признаний покраснели. Потом смущенно засмеялись.
В голове Горожанского промелькнула мысль — «а вдруг?». Захваченный перспективой знакомства и возможных отношений с этой прелестницей, юнкер вспомнил, что в его чемодане лежит бутылка превосходного французского вина, которую он вез в подарок отцу. Секундное колебание, и Михаил предложил девушке попробовать вино. Сима изобразила сомнение. Но потом махнула рукой — мол, почему бы и нет. Обрадованный юнкер полез в чемодан за бутылкой.
Нашлись и пара стаканов, и конфетка. Вино оказалось действительно превосходным. И жизнь вокруг Миши Горожанского засверкала неведомыми красками. Хорошее вино, замечательные пейзажи за окном, очаровательная женщина, сидящая напротив. Что еще можно желать от жизни?
Когда поезд подъезжал к Клипу, Горожанский задремал. Сима Рубинштейн наклонилась к нему, тихонько потрясла за плечо. Юнкер спал. Тогда девушка поднялась, деловито подхватила чемодан Горо-жанского и направилась к выходу из вагона.
На беду Симы петербургский поезд стоял в Клину 20 минут. Девушка зашла в зал ожидания, размышляя, что ей делать дальше — вернуться в Петербург или продолжить путь в Москву на извозчике. И тут в зал вошел растрепанный юнкер в сопровождении полицейского.
«Вот она! — сказал Михаил Горожанский, указывая на Симу. — Она украла мой чемодан!» И Сима поняла — снотворное, которое она подсыпала в вино, не сработало. Сон юнкера оказался короче, чем она предполагала.
Плачущую Симу Рубинштейн отвели в станционный участок для составления протокола. Она обливалась слезами и с мучительными интонациями в голосе твердила одно: что перепутала чемоданы, и что ее чемодан сейчас едет в Москву. Проверить ее слова не представлялось возможным — поезд ушел несколько минут назад.
Пожилой усатый пристав хмуро оформлял протокол. В качестве понятого он пригласил владельца станционной гостиницы Липсона. Пузатый лысый дядька смотрел на рыдающую девушку и сам едва не плакал.
«Не было у нее никакого чемодана!» — сообщил юнкер Горожанский, который уже не верил ни фальшивым слезам этой аферистки, ни ее рассказам. — «Подсыпала в вино какой-то гадости и попыталась меня обокрасть!»
«Молодой человек! — взревел пристав. — Вы хотите сказать, что барышня пила с вами вино?» «Пила!» — ответил Горожанский. И тут не выдержал понятой. Лицо Липсона затряслось от негодования. «Как вам не стыдно! — произнес он. — Какая ерунда! Как эта невинная душа могла пить с вами, простите, вино?! Вы даете отчет своим словам?» «Пила!» — настаивал Горожанский.
Пристав отложил перо. «Слушайте, вы, — угрожающе произнес он, обращаясь к юнкеру. — Если не прекратите очернять эту девушку, я гарантирую вам большие неприятности. Замолчите немедленно!»
Пристав медленно порвал на клочки начатый было бланк протокола. Ему было совершенно ясно, что Сима Рубинштейн ни в чем не виновата. Что чемодан был прихвачен ею по ошибке. Но… что с ней делать? Воровка поневоле, но все же — воровка?
И тут за Симу вступился Липсон. «Послушайте, Николай Иванович, — сказал он. — Отдайте девушку мне. Я устрою ее в своей гостинице, а завтра отправлю в Москву утренним поездом. И все будет хорошо. Ясно же — девушка ни в чем не повинна».
Сима подняла распухшее от слез лицо. Ее глаза светились благодарностью. Пристав с облегчением отпустил Симу Рубинштейн «на поруки» Липсона. А Горожанского предупредил, чтобы тот больше ему на глаза не попадался.
Вечером того же дня юнкер Горожанский уехал в Москву следующим поездом. Сима Рубинштейн получила самый лучший номер в гостинице. И тайком от Липсона уехала вечерним поездом в Петербург, прихватив с собой столовое серебро и бумажник Горожанского с тремя сотнями рублей, которые успела вытащить из чемодана, прежде чем попалась.
Это был первый провал Соньки. Первый и далеко не последний.
Спустя много лет, когда Сонька Золотая Ручка была уже неуловимой грабительницей, королевой российского преступного мира, судьба снова свела ее с Михаилом Горожанским.
Ценительница утонченных удовольствий, Сонька любила захаживать в театры на премьерные спектакли. На это раз в Малом театре давали спектакль по пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Роль Глумова играл актер Решимов, в котором удивленная Сонька узнала… бывшего юнкера Горожанского! Это действительно был он. Разочарованный порядками в армии, Михаил Горожанский подал в отставку и выбрал другую судьбу — актера столичного театра.
Подверженная красивым жестам, Сонька решила подарить Горожанскому роскошный букет цветов. Быстро написала записочку. Потом огляделась вокруг. Рядом с ней, в той же ложе, сидел грузный военный. Сонька, недолго думая, запустила руку в его карман.
После спектакля актер Решимов увидел в своей гримерной огромный букет цветов. В записке было написано: «Великому актеру от первой учительницы». И тут же — тяжелые золотые часы с дарственной гравировкой: «Генералу такому-то за особые заслуги перед Отечеством в день семидесятилетнего юбилея».
Эти часы Горожанский вернул законному владельцу, но долго путался в пояснениях, как они у него оказались. История в его изложении выглядела совершенно неправдоподобной. Впрочем, престарелый генерал был не в претензии — часы все же к нему вернулись. А эти актеры… Кто же их разберет? Может, этот Решимов так готовится к будущей роли?
Конечно, это не документальное описание первого провала Соньки Золотой Ручки. Это лишь реконструкция событий, попытка восстановления происшедшего сугубо беллетристическими средствами. Но эта легенда о первом провале кочует из книги в книгу о великой аферистке XIX столетия.
К подобным реконструкциям мы вынуждены прибегать и дальше, поскольку документальных свидетельств криминальной деятельности Софьи Блювштейн либо крайне мало, либо они отсутствуют в принципе. Есть только газетные очерки и фельетоны тех лет. Есть пересказы передающихся из уст в уста легенд. Есть, наконец, криминальная мифология, которую в этой специфической среде воспринимают как совершенно истинные, не требующие доказательств факты.