Баронесса едва взглянула на умопомрачительные цифры. При этом она бросила через плечо: «Мон шер, дайте бумажник…» Потом расхохоталась: «Ну что взять с женщины? Я совсем забыла, что муж не рядом…» Она стала рыться в сумочке. Затем развела руками: «Ну вот, я снова забыла бумажник дома. Что делать?»
Управляющий, потупившись, молчал. «Ладно, как-нибудь в другой раз», — упавшим голосом произнесла баронесса. «Нет, что вы! — встрепенулся управляющий. — Не извольте беспокоиться! Можете послать за деньгами любого из моих людей!» «Кто же им даст 22 тысячи?» — грустно улыбнулась баронесса.
«Знаете, что? — после минутного размышления сказала она. — Я сама съезжу за деньгами. А папа и бонна с дочкой посидят у вас». «Конечно! Конечно!» — с радостной готовностью воскликнул управляющий. У него словно гора с плеч свалилась. Он только представил, какую выволочку получит от хозяина магазина за упущенный заказ.
Баронесса кивнула. Потом обернулась к безучастно сидевшему на диване старичку и гувернантке, качавшей на руках спящего младенца. И что-то произнесла по-немецки. Управляющий распахнул двери магазина и громко свистнул, привлекая извозчика.
«Особняк Буксгевден, — громко произнесла баронесса, усаживаясь в пролетку. — Здесь недалеко, я покажу». И — укатила.
Шкатулку с драгоценностями она увезла с собой. У управляющего даже мысли не шевельнулось, остановить эту высокопоставленную особу. Это же подразумевалось само собой — люди такого ранга, аристократы крови, обманывать не станут.
О том, что он оказался жестоко обманут, управляющий ювелирным магазином догадался ровно в три часа пополудни — спустя полчаса после отъезда баронессы. Как только пробили настенные часы, папенька баронессы потянулся и совершенно ясно сказал: «А чаю у вас не найдется?» Управляющий от неожиданности подпрыгнул. Очки соскочили с его в момент вспотевшего носа и грохнулись на мраморную половицу.
На немой вопрос управляющего старик сказал: «Нам велено было до трех часов не раскрывать рта. Верно говорю, Матрена?» Управляющий всем телом повернулся к гувернантке. Та выпростала из-под кофточки необъятную грудь и принялась кормить проснувшегося ребенка. «Было, да», — сказала она.
«Как?! — завопил управляющий. — А баронесса?!» «Это не наши дела, ваше вашество, — спокойно ответил старик. — Я и половины не понял, чего вы здесь говорили».
Управляющий стал малиновым от возбуждения и что есть мочи заорал: «Ой! Ой-ей-ей! Филька! Вяжи их! Ограбили!»
Сбежавшейся прислуге ни старик, ни кормящая женщина не оказали никакого сопротивления. Дед бойко подставил руки — мол, связывай. Женщину связывать не стали, ибо почувствовавший общую нервозность младенец залился таким истошным криком, что хоть уши зажимай.
Спустя десять минут в ювелирном магазине появилась полиция. Арестованные скромно восседали все на том же диване. Пристав записывал их показания.
«Имя. Фамилия. Откуда. Как оказались здесь», — устало бубнил он. А старик отвечал: «Так это… С Хитровки мы. Я и мои бабы — дочь и внучка. Старухи нет уже. Как оказались? Ведомо — как. Подошла барышня, дала по три рубля и одежду эту. И сказала, чтобы до трех часов молчали. Мы и молчали. А потом я пить захотел. Да и внучка проснулась…»
«Ты знаешь, что вам за это будет? За соучастие?»
«Ничего. Мы же и не соучаствовали. Мы просто молчали. За три целковых».
«Деньги изымаются — как добытые преступным промыслом. Вас же на три дня в околоток — до прояснения обстоятельств».
«Так мы и не против. Что же — не понимаем, что ли? Только мы не виноватые».
Их увели. Следователь с сожалением смотрел на управляющего и на хозяина магазина Хлебникова, который в буквальном смысле рыдал. «Ну что же вы, господа хорошие, купились на такую дешевку?» — говорил его взгляд. Потом следователь тяжко вздохнул и проговорил: «Темное дело. Вряд ли что сможем сделать, но все же отыщем. Никуда эта девка не денется… Баронесса… Тьфу!»
Самое поразительное состояло в том, что извозчик действительно отвез фальшивую баронессу к особняку Буксгевденов. Дама расплатилась и направилась к крыльцу. Вошла в особняк или свернула в сторону, извозчик не видел. Сам барон и его жена не имели о самозванке ни малейшего представления.
Старик и «гувернантка» оказались торговцами требухой с Хитровки. Их продержали в участке ровно три дня и отпустили, не предъявив никаких обвинений. И что им могли инкриминировать? Они же ровным счетом ничего не сделали. Просто молчали. В ответ на упрек в том, что они вовремя не раскрылись, не сказали правду, старик ответил: «Так никто же и не спрашивал».
Выйдя на свободу, соучастники ограбления вернулись в свою лавку. Полицейские филеры, наблюдавшие за этой лавкой, видели, как в каморку вошла какая-то старуха. Никто и не заподозрил, что это была «баронесса Буксгевден» — то есть Сонька Золотая Ручка.
За свои труды, за риск и за молчание старик и его дочь получили ту барскую одежду, в которую их нарядила Сонька, и по сотне рублей. Очень хорошие деньги, на которые можно было безбедно прожить добрых три месяца. На что эти деньги были потрачены, неизвестно. Однако статисты Соньки остались довольны. И заверили, что не против поучаствовать в подобной «шутке» еще разок-другой.
Это преступление вошло в историю российского криминального сыска под названием «ограбление ювелирного магазина Хлебникова». Преступление не было раскрыто по горячим следам. И лишь на последнем суде, где Соньке предъявили все обвинения скопом, дело обрело ясность. Правда, к тому времени от роскошного бриллиантового ожерелья не осталось и следа. Драгоценности были проданы, а деньги — прожиты.
В 1885 году Сонька Золотая Ручка находилась на пике формы и в зените славы. Уже тогда ее называли лучшей из лучших, мошенницей номер один и королевой воровского мира. И ей эти пышные звания льстили.
Помимо всех ее достоинств и недостатков, у Соньки была еще и склонность к тщеславию. Но вряд ли это свойство характера можно отнести к недостаткам. Тщеславие — одна из движущих сил на пути к успеху. Соньке наверняка нравились похвалы коллег по воровской профессии. Она гордилась своими хитроумными комбинациями. В ее сети попадались настоящие акулы, способные облапошить кого угодно, только не Соньку. Московский ювелир Хлебников был именно из их числа.
ОГРАБЛЕНИЕ МЕЛЯ
Весна 1883 года. Конец мая. Одесса. Угол Ланжероновской и Ришельевской улиц. Роскошный ювелирный салон Карла фон Меля. Около одиннадцати часов утра.
Возле ювелирного магазина Меля остановился богато украшенный фаэтон, в котором восседала изящная, ухоженная дама. Дверца экипажа распахнулась. Наблюдавший из окна магазина фон Мель поспешил на улицу, чтобы помочь даме сойти на землю. И не прогадал — к его магазину подъехала роскошная и очень богатая женщина.
«Софья Ивановна Литвинова, — представилась она. — Супруга доктора психиатрии Литвинова…» «Да, да, конечно!» — перебил ее фон Мель, выражая удивительную осведомленность. Доктора Литвинова он на самом деле не знал, хотя что-то слышал о его дорогой клинике. И не сомневался, что господин Литвинов человек состоятельный, способный побаловать свою очаровательную супругу драгоценными безделушками.
Мель распахнул дверь и, склонив голову, жестом пригласил даму войти. Софья Ивановна уверенно вошла в салон. Осмотрелась. Ее глаза заблистали. Магазин был не просто хорош. Это был самый дорогой, самый известный ювелирный салон Одессы и, пожалуй, всего юга России.
«Дорогой Карл», — начала Софья Ивановна. Фон Мель улыбнулся и склонил голову. Он был искренне рад, что богатая клиентка называет его по имени. Женщина была ослепительно красива. «Дорогой Карл, муж решил подарить мне что-нибудь этакое… Ну, вы понимаете». Фон Мель понимающе кивнул. «Красивое. Правда, сам он в этом, как большинство мужчин, ничего не понимает. Поэтому предложил выбрать драгоценности мне самой. Что вы порекомендуете? На цену внимания не обращайте. Если уж я хочу выбрать себе хороший подарок, то на цену посмотрю в последнюю очередь».
«О, мадам! — фон Мель склонился еще ниже, насколько ему позволял это сделать внушительный живот. — Я искренне благодарен, что вы обратились именно ко мне. Я вас не разочарую. Вся Одесса знает — настоящие драгоценности продает только Карл Мель. Вот, пожалуйте…»