Блоху сильно избили и под конвоем доставили в каторжную тюрьму, поместив в карцер. А погоня за Сонькой продолжалась еще несколько часов.
Золотая Ручка, наконец, обессилела. Она не то что бежать, идти уже не могла. Голодная, замерзшая, она решилась на последнее, что могла сделать, — затаиться и переждать погоню, в надежде, что преследователи пройдут мимо. Золотая Ручка бросилась к ближайшему леску. Но едва достигла опушки, как на пригорок за ее спиной выбежали солдаты. Поднялась стрельба. Над головой Соньки засвистели пули. Она поняла, что все кончено — от погони не уйти. И что ее принимают в этой шинели за солдата.
Золотая Ручка повалилась в снег. Охранники приближались, продолжая стрельбу. Позже выяснилось, что по ней было произведено не менее тридцати выстрелов. Но, к счастью, ни одна из пуль не попала в цель. Золотая Ручка поднялась на колени и подняла руки. «Не стреляйте! — закричала она. — Я сдаюсь!» Подбежавшие охранники подняли ее с колен за воротник шинели. И с изумлением увидели, что перед ними — женщина…
Остается рассказать о третьем побеге Соньки с Сахалина. Он вызывает столько же вопросов, как и первый. Получается, что более-менее подтвержденной документально и рассказами очевидцев остается лишь одна попытка побега. А именно — вторая. Первая — под большими сомнениями. Третья… ее, похоже, не было вовсе. Тем не менее, все биографы Золотой Ручки говорят именно о трех побегах Софью Блювштейн с сахалинской каторги.
По одной из версий, она бежала с острова от зверств своего сожителя Богданова. По другой — устав от тягот каторги и тоскуя по дочерям. Это произошло то ли в 1898-м, то ли в 1902 годах. Третья версия отодвигает дату еще на три года. Согласно этой гипотезе Золотая Ручка бежала с каторги в 1905 году во время первой русской революции. Когда волна народных волнений достигла Сахалина, каторга побежала в массовом порядке. И Сонька была в рядах беглецов.
Однако все три варианта сходны в одном — это был последний побег Золотой Ручки, во время которого она погибла. Ослабшая, лишившаяся сил пожилая женщина просто замерзла в лесу (согласно другому варианту, у нее не выдержало сердце).
И все вроде бы логично. За исключением одной существенной детали. В 1905 году сахалинская каторга уже не существовала. Южная часть острова отошла Японии. Центральная и северная части острова, принадлежавшие России, превратились, по сути, в пограничную зону. Значительная часть каторжных тюрем была либо закрыта, либо переведена на материк.
Наконец, существует документальное свидетельство того, что Софья Блювштейн крестилась по православному обряду и получила при крещении имя Мария. Это произошло в июле 1899 года в Александровском (сегодня это город Александров-Сахалинский). При этом из полицейских протоколов становится ясно — в 1898 году Золотая Ручка была освобождена от каторги и выехала на материк, поселившись в городе Иман. Но в 1899 году вернулась в пост Александровский, где отбывала каторгу и жила с сожителем Богдановым. О каких побегах может идти речь?
И все же мы не можем обойти вниманием еще одну легендарную историю — несмотря на то, что она вообще не имеет каких-либо достоверных подтверждений. Согласно этой легенде, Сонька Золотая Ручка покинула Сахалин, бежав с каторги в 1898 году (стало быть, не дождавшись истечения десятилетнего срока, на который была осуждена) и перебралась на материк. Приблизительно в 1900 году она вернулась в Москву и поселилась рядом с дочерьми (которые, как мы помним, от матери отказались). По некоторым версиям, она жила попеременно в Москве и в Одессе. В последний раз «отметилась» в черноморском городе 1921 году, поминая расстрелянного большевиками молодого сожителя (упомянутый нами случай, когда некая дама разбрасывала из пролетки деньги на улицах Одессы). Затем Сонька «успокоилась» и благополучно дожила до глубокой старости. Умерла она уже в сороковые годы. В доказательство этой версии приводят московскую могилу Золотой Ручки, которая, впрочем, принадлежит вовсе не ей.
Как бы там ни было, но волю к свободе Сонька не утратила до преклонных лет. Она не смогла облегчить свою участь — ей пришлось полностью отбыть десятилетний срок, к которому она была приговорена. И ее побеги лишь усугубляли ее страдания. Похоже, сама судьба отыгрывалась на Золотой Ручке за ее прошлые преступления. И в этом смысле ее можно лишь пожалеть…
Во время реальных или мнимых побегов Соньке не на кого было рассчитывать, кроме как на собственные силы. Сахалин был слабо и неравномерно заселен. На помощь охотников из числа местных жителей нивхов надеяться она не могла. Администрация каторги прибегала к помощи этих людей во время побегов каторжан. Нивхи безошибочно находили беглецов и, случалось, в пылу погони их убивали. Для них преследование было той же охотой. Разницы между зверем и человеком они не видели (ее не видели и пострадавшие от рук каторжан, которые отбывали на Сахалине наказание за свои преступления). По причине малозаселенности острова было трудно надеяться на то, что она сможет затеряться среди жителей разбросанных по Сахалину поселков.
Но даже если ей удалось бы уйти от погони и переплыть на плоту или лодке Татарский пролив в его самом узком месте, впереди Золотую Ручку ждала непроходимая тайга. Сотни километров дикого леса, преодолеть который мог только опытный следопыт и охотник. Ей же, избалованной городским комфортом женщине, этот путь был не под силу.
Бежала, бежала каторга — от бесчеловечных условий содержания, от безнадеги, от тоски по родным местам и по прошлой жизни, которая отсюда, из камеры каторжной тюрьмы, из утлой хижины поселенца казалась раем. Бежала, почти не имея шансов на спасение. Одна часть беженцев погибала в сахалинских лесах от холода, голода или пули преследователей. Другая попадалась и подвергалась жестоким истязаниям. Соньке досталась именно эта доля.
ЭКЗЕКУЦИЯ
Подробней о наказании Золотой Ручки после побега можно прочитать в главе «Дорошевич». Рассказать больше, чем «король фельетона», собственными глазами видевший Софью Блювштейн и разговаривавший с нею, невозможно. Дорошевич во всей этой истории самый авторитетный свидетель. Причем не просто свидетель — талантливый рассказчик, умеющий передать настроение, тончайшие нюансы человеческого поведения, атмосферу времени. Мы сможем лишь дополнить его рассказ деталями, которые не вошли в главу Власа Михайловича, посвященную Золотой Ручке.
Физические наказания к женщинам применялись крайне редко. Чтобы «заслужить» десять плетей, нужно было очень «постараться». А уж двадцать… Напомним, приговором суда от 1885 года Золотая Ручка была приговорена к 3 годам каторги и 40 ударам плетьми. На деле вторая часть приговора приводилась в исполнение крайне редко. 40 ударов мало кто выдерживал и из мужчин. Для женщины это наказание было равно казни. Поэтому экзекуция в приговорах уголовных судов носила больше характер запугивающего, психологического наказания.
Золотая Ручка стала последней в истории каторги женщиной, которая подверглась порке — этому бесчеловечному, жесточайшему истязанию, которое никогда не достигало цели, то есть не приводило к исправлению преступника.
Сама процедура порки носила характер страшного ритуала. Корни его лежат явно в темных глубинах русской истории — с ее крепостным правом и ничтожным, рабским положением народа. В нашей культуре физические наказания были устоявшейся традицией. Учителя пороли розгами нерадивых учеников (взрослые — детей!). Офицеры били рядовых солдат — кулаком в лицо (для порядка), шомполами, прогоняя сквозь строй (за провинности и ослушания). Рукоприкладствовали помещики, наказывая прислугу. Били своих жен русские мужья — соблюдая уложения Домостроя. Всю Россию можно было разделить на тех, кто бьет, и на тех, кого бьют. Но при этом одни зачастую менялись местами с другими. Вспомните декабристов, этих идеалистов и провозвестников наступления новой эпохи. Были дворянами, стали каторжанами. Были офицерами, «воспитывавшими» своих солдат, стали «воспитуемыми», которых наказывали на глазах у тех же солдат плетьми.