— Чиновник для особых поручений при начальнике сыскной полиции Алексеев.
— Прошу вас. В чем дело?
— Нам поручено произвести тщательный обыск всего этого здания, в которое входили некоторые темные по своему понятию лица.
— У меня?
— Да, именно у вас, графиня, — ироническим тоном подтвердил чиновник.
— Пожалуйста. Вот все мои ключи.
— Будьте любезны показать нам все ваши кладовки, а в особенности — подвальное помещение и сараи.
— Прошу вас, — пожимая плечами, сказала Софья Владиславовна.
— Вы, ротмистр, распорядитесь, чтобы во время обыска, который мы с вами произведем, в комнате вместе с хозяйкой квартиры находился надзиратель.
Пристав крикнул в коридор:
— Марков, сюда!
Вбежал рослый околоточный надзиратель с испитым красным лицом.
— Будешь тут стоять, — скомандовал ротмистр, — покуда мы не вернемся в эту комнату.
— Вы разрешите мне пройти в спальню? Ключи в моем ночном столике.
— Пожалуйста, графиня, сделайте одолжение, но только в сопровождении надзирателя.
Вместе с околоточным Софья Владиславовна, не торопясь, прошла через столовую в будуар и на глазах у надзирателя вынула из ночного столика связку ключей.
Вернувшись в гостиную, она застала одного лишь чиновника.
— Скажите, пожалуйста, графиня, бывал у вас барон Гакель? Положим, что он не барон, но именует себя таковым. Но это безразлично. Так бывал?
— Барон? О, да. Он иногда бывает. Вы говорите, что он не барон? Это меня удивляет.
— Простите за нескромный вопрос: он иногда ночевал у вас?
— Я предоставляю себе право не отвечать на подобные вопросы, — спокойно парировала графиня.
— Это ваше право, но долг мне повелевает предложить вам такой вопрос.
Софья Владиславовна ничего не ответила и села в кресло около стола. Чиновник ушел. В коридоре раздавались голоса. Сыщики покрикивали на прислугу, та огрызалась. Софья Владиславовна в зеркале видела, как за каждым ее движением следит лупоглазый Марков.
Раздраженный, вернулся в гостиную чиновник.
— Вы, графиня, благотворите предъявить ваши документы. Лицо ваше кажется мне очень знакомым.
— Благоволите проводить меня в будуар, там я могу вам показать свидетельство о браке.
— А метрика?
— Не помню, где она у меня. Недавно ее искала и, вообразите, не нашла, — с пренебрежительной миной процедила она.
— Ну, в таком случае хоть свидетельство о браке и вид на жительство.
Софья Владиславовна достала бювар из светлой шагреневой кожи и предоставила его в распоряжение чиновника.
— Тут все.
— Посмотрим.
Чиновник подолгу проверял каждый документ — глядел на свет, ощупывал, наконец, возвратил бювар Софье Владиславовне. Все было в порядке — не придерешься.
— Скажите, графиня, у вас нет другого выхода из особняка?
— Ворота, но они всегда закрыты.
— Удивительная вещь. Не может быть, чтобы трое сыщиков — и все страдали галлюцинациями.
— Я вас не понимаю.
— Да тут и понимать нечего. Видели, как барон приехал вчера вечером, еще один тип утром был, и через какие-нибудь двадцать минут никого…
— Потрудитесь поискать. Мне нечего вам сказать. Может быть, барон и был. У него ключ от парадной, но я только что встала. Даже кровать не убрана.
Чиновник злобно взглянул на Софью Владиславовну. Сыскное чутье говорило ему: здесь что-то неладно. Но обыскали весь дом и абсолютно ничего не нашли. Явился сконфуженный пристав.
— Придется протокол составлять.
— В участке составим, — резко оборвал его раздраженный неудачей чин сыскного отделения.
— Как вам будет угодно.
— Надеюсь, у вас нет к нам претензии? — с кривой улыбкой обратился к Софье Владиславовне Алексеев.
Та ничего не ответила.
— Пардон, сударыня, — звякнув шпорами с гвардейским шиком, прокартавил пристав.
— Что делать, — с вымученной усмешкой ответила ему графиня, по-прежнему не обращая внимания на чиновника, — я понимаю, долг службы, хотя, конечно, не очень приятно все-таки…
Наконец дверь за полицейскими захлопнулась, и прислуга вернулась в гостиную, где ее поджидала Золотая Ручка, сразу утратившая контроль над собой и отдавшая себя во власть нервной дрожи.
— Ох, и замучили меня черти окаянные. Всюду лезут, тычутся, ругаются, — жаловалась Таня.
— Что с ними поделаешь? Приказали искать — они и ищут. Поставь скорее самовар, я еще чаю не пила.
Когда горничная удалилась, графиня в изнеможении рухнула на диван. Она ломала руки. Она готова была обильно разрыдаться.