— Он самый.
— Вы уж теперь ко мне не приставайте. Не люблю, когда мне мешают слушать хорошую музыку, а вот ужинать поедем мы с вами в «Яр». Сядем в отдельном кабинете. Там можете целовать мне руки, даже шейку, — и она стрельнула в Морозова своими очаровательными глазками.
Спектакль прошел с большим блеском. Чайковскому был поднесен ценный подарок от купечества города Москвы.
Экипаж быстро доставил парочку в пригородный ресторан. Их провели в кабинет на верхнем этаже. Несколько слуг моментально накрыли стол, уставили его всевозможными закусками, винами, водками…
Владимир Федорович внимательно изучал меню.
— Вы, графиня, что будете?
— Мне все равно, только не гуся и не треску.
— Ну, так я закажу котлетки из дичи «а ля Яр», а вам сюпрем из дичи. Графиня, икра превосходная. Рекомендую.
— Нет, закажите мне буше и грибки с паприкой.
— Ваше здоровье, — поднимая рюмку с рябиновкой, объявил Морозов.
— Стойте, я рябиновку не пью. Налейте мне коньяку, — спохватилась Софья Владиславовна.
Морозов поставил свою рюмку, наполнил другую коньяком и подошел вплотную, в упор к прелестной женщине. Глубокое декольте давало ему возможность любоваться красотой ее форм.
— Ну-с, выпьем в знак радостного возобновления нашего заграничного знакомства.
Графиня залпом выпила предложенную рюмку и налила себе другую.
— Вот это я люблю, — засмеялся Морозов и последовал ее примеру.
Закусили, выпили, опять закусили и пересели на мягкий диван в глубине кабинета. Их окружали живые цветы. Спущенные шторы и драпировки, отдаленность укромного уголка от входа — все это располагало к известной близости.
Владимир Федорович нежно целовал не только шею, но и все декольте Софьи Владиславовны. Она гладила его по волосам, приговаривая: «Шалун!».
— Ах, милая Софья Владиславовна, если бы вы знали, что сводите меня с ума, то, быть может, пожалели бы.
— Знаете, Владимир Федорович, в моем лексиконе такого слова нет. Я вас, мужчин, никогда не жалею. Хотите меня любить — осыпьте меня подарками, деньгами, купчими… Ну, одним словом, я должна материально убедиться в действительности вашего чувства. Тогда я поверю.
— Приказывайте. Я к вашим услугам.
— Покажите ваш бумажник, — искрясь улыбкой и бриллиантами, заявила Софья Владиславовна и сама полезла в карман кавалера.
— О, да у вас достаточно денег для меня!
Она вынула из бумажника пачку сторублевых ассигнаций, пересчитала и отложила в одну кучку шесть тысяч.
— Вот это мне, а вам я оставляю на расходы двести рублей и всю мелочь.
Морозов не протестовал. Он весь был под обаянием этого изнеженного тела. От графини дышало страстью, жгучие глаза обещали неземную радость.
В этот момент, постучав предварительно несколько раз, внесли ужин. Софья Владиславовна, как ни в чем не бывало, убрала деньги в свой ридикюль и спокойно села есть сюпрем. Полилось шампанское.
— В номера! — скомандовал Морозов, выходя из ресторана.
— Нет, лучше ко мне. У меня все-таки чище.
— Я счастлив, но думал, что…
— Вам нечего думать. Я денег даром не беру.
Когда Морозов проснулся в кровати бок о бок с очаровательным, пышущим здоровьем телом, он не мог удержаться от ласк. Он осыпал ее поцелуями. И ласки его становились все более и более притязательными.
— Милая, — шептал он в порыве страсти.
— Не хочу с тобой расставаться. Приезжай ко мне в Париж. Я буду ждать тебя. Остановлюсь в «Континентале». Приедешь?
— О, да, да! Конечно. Все для тебя…
На улице было уже светло. Часы в столовой пробили десять.
— Я встану, дорогой, — сказала, соблазнительно позевывая, Софья Владиславовна и в одной сорочке направилась в ванную комнату.
Вернулась она закутанной в мохнатую простыню. Ее тело еще более порозовело и красиво отличалось от мохнатой простыни безукоризненной чистоты. Умышленно она подошла к Владимиру Федоровичу и поцеловала его в губы. При этом простыня соскользнула с ее плеч, обнажив дивные формы.
Снова порыв страсти охватил Морозова. Вздохи и стенания наполнили уютную спальню графини. Вырвавшись, наконец, из объятий очаровательной женщины, Владимир Федорович схватился за голову. Его шатало, точно от выпитого вина, настолько он был опьянен знойной женской лаской.
— Так ты приедешь ко мне в Париж? — с шаловливой улыбкой спрашивала графиня.
— Конечно, милая, дорогая, — шептали уста влюбленного, и он на колени опустился перед кроватью, на которой лежала все еще обнаженная красавица.