— Графиня, вас какой-то господин спрашивают.
Софья Владиславовна вздрогнула. Давно уже, по ее приказу, прислуга не называла ее «графиней». И это церемонное обращение почему-то ее встревожило.
— Проси, — коротко кинула она Станиславе и плотно закуталась в мягкий шерстяной платок, словно желая защититься от чего-то неведомого.
В комнату вошел высокий брюнет с маленькой черной бородкой и серыми окунеобразными глазами.
Софья Владиславовна пристально взглянула на вошедшего и, несмотря на искусно измененный облик и особенно — перекрашенную масть, узнала в нем барона Гакеля. А тот почтительно склонился к ручке хозяйки, гася во взоре насмешливую искорку.
— Очень рад опять встретиться с вами, графиня.
Молодая женщина слегка побледнела и не сразу нашлась, что ответить «барону» на «графиню».
А тот, обернувшись на дверь, за которой скрылась Станислава, нахально продолжал:
— Дорогая, не волнуйтесь. Я пришел к вам не как враг, а как друг. Надеюсь, мы без лишних предисловий найдем с вами нужный тон и поговорим как старинные друзья. Только сначала нужно, чтобы вы, графиня, пригласили меня сесть.
— Садитесь, пожалуйста, — пролепетала Сонька, силясь улыбнуться.
— Уже сижу. Благодарю вас, графиня.
Яшка с особенным ударением и удовольствием произносил слово «графиня», и это вызывало в хозяйке чувство раздражения и злобы. Между тем, барон удобно устроился в кресле и пристальным, оценивающим взглядом окинул Софью Владиславовну.
— Дорогая, вы сильно похудели и даже… немного подурнели. Я осмеливаюсь вам это сказать только потому, что при вашей молодости и вашей наружности — это дело поправимое.
Сонька усмехнулась.
— А я не собираюсь это дело поправлять. Моя молодость и моя наружность теперь меня мало занимают.
— Что так? Разочаровались в жизни?
— А вас это очень интересует? — спросила Софья Владиславовна со злостью.
— Чрезвычайно. А почему такой тон? Вы, кажется, не желаете разговаривать со мной на лирические темы? Напрасно. Тем более, что все, касающееся вас, меня живо интересует. Вы всегда интересовали меня как индивидуальность и как женщина. А вы от меня бегаете. Только зря: я ни на минуту не терял вас из виду с тех пор, как мы расстались в Вене. А если вы спросите меня, почему я до сих пор не давал о себе знать, я отвечу вам, что на это у меня были свои соображения. Так, значит, разочаровались в жизни, дорогая? — закончил барон свою речь насмешливым вопросом.
— А хоть бы и так.
— Если так, то скверно, но, повторяю, поправимо.
Барон Гакель немного помолчал и вдруг неожиданно спросил:
— Дайте-ка вашу лапку! Не бойтесь. Я не кусаюсь. Наоборот, я пришел предложить вам прочный, дружественный союз. Только не пугайтесь: не брачный союз, а деловой.
— Ни для каких дел я больше не гожусь.
— Та-та-та… Что за пессимизм? Неужто вы навсегда решили бросить ваши милые проделки?
— Навсегда ли — не знаю. Но пока…
— Так. А средства у вас большие?
— Нет.
— А что вы намерены делать, когда ваши несчастные средства иссякнут?
— Не знаю. Не хочу теперь думать об этом.
— Легкомысленно! А хотите, я буду за вас думать? Вы напрасно улыбаетесь. Я сейчас объясню вам свой план. Он прост. Вы свободны. За вами не следят. У вас прекрасный паспорт с графским титулом. Завтра вы отправитесь на поиски новой квартиры. Вы в нее переселяетесь со всеми мерами предосторожности. Этому не мне вас учить. Заживете как беззаботная важная барыня на крупную ренту. Вашей рентой будет известный процент с нашего оборота. Процент этот удовлетворит вас вполне. Ручаюсь. Нас работает небольшая, но проворная компания. И нам не хватает только безупречной конспиративной квартиры. Вы будете хранительницей наших сокровищ. Чистота работы и ваш титул обеспечат нам полное процветание. А вы будете пожизненно обеспечены, ничем, в сущности, не рискуя. Там пройдет немного времени — и вы, даст Бог, вернетесь к прежней деловой жизни. Изменится душевное состояние — и вы еще себя покажете! Небу жарко станет!
Софья Владиславовна слабо улыбнулась. А барон завладел ее ручкой. Молодая мать тщательно и трезво обдумывала предложение. Очень уж оно отдавало «малиной», но, с другой стороны, перспектива полной обеспеченности. Да и барон, что ни говори, милый мужчина.
— Ну, так как, Соня, согласна?
Софья Владиславовна молча кивнула…
И вот она в своей новой, роскошно обставленной квартире. Вокруг оживление. Темные личности с живыми бегающими глазами снуют по комнатам и деловито размещают по шкафам принесенные в тюках вещи. Они обмениваются короткими фразами на воровском жаргоне, масляно поглядывают на Софью Владиславовну.
А та в черном бархатном пеньюаре, с кружевной косынкой на распущенных волосах стоит у окна с гримасой отвращения. Она уже привыкла к тому, что жизнь ее далеко не так безоблачна, как рисовал ее барон, и что размеренность ее барского быта постоянно нарушается внезапными налетами грязной воровской шайки.
Налеты эти совершаются либо поздно ночью, либо рано утром. Софье Владиславовне приходится вставать с постели и встречать нежеланных ей гостей. Да, она привыкла к беспокойству, но привыкнуть к этим грязным, юрким хамам — никогда!
Суета прекращается. «Неприятель» — так Софья Владиславовна про себя назвала воровскую шайку — располагается на отдых. Один из вожаков шайки (имени его Софья Владиславовна не знала и не старалась узнать) сказал ей не просительно, а требовательно:
— А теперь, мадам, угостите нас завтраком.
Молодая женщина не нашла в себе мужества поставить негодяя на место. Она, стиснув зубы, позвонила и приказала вошедшей Станиславе накрывать на стол. Она с нескрываемой брезгливостью следила, как ее гости уничтожали все, что под руку попадется, с успехом пользуясь пальцами вместо вилок и ножей.
Когда, воры ушли, она с головной болью улеглась на кушетке в будуаре.
В дверь постучали.
— Наконец-то одни! — игриво вскричал барон Гакель, появляясь на пороге.
Софья Владиславовна ничего не ответила.
— Отчего так сумрачна и грустна моя королева? Против кого мы так враждебно настроены? Уж не против меня ли?
— Нет, я просто устала после неприятельского нашествия.
Барон отрывисто рассмеялся.
— Какая же вы, однако, неблагодарная, любовь моя. То, что, в сущности, дает вам благополучие, вы называете «неприятельским нашествием». Разве так можно? Где справедливость?
Софья Владиславовна вскочила с кушетки, сверкнула глазами.
— Не хочу быть справедливой к этим омерзительным гадам! Не хочу! Они мне противны! Подумайте: наградили меня мерзкой кличкой «Сонька — Золотая Ручка»!
— «Золотая Ручка»?! Прекрасно! Оригинально!
— Вам смех, а мне слезы.
Взгляд Яшки Альтшуллера вдруг стал холодным, губы сложились в дьявольскую, язвительную усмешку.
— Странно! Мне непонятна причина такого отвращения. Если вы имеете в виду профессию этих людей, то, мне кажется, они смело могут называть себя вашими коллегами, дорогая графиня.
— А вы, дорогой барон, глупости говорите! При чем тут профессия? Всякое дело можно делать красиво и некрасиво.
— Слушай, ты, Сонька Шкловская, — тихо, но с угрозой произнес барон, — хватит с меня заезженных фраз. Поговори еще о женской чести, о гордости… Очень тебе это пойдет. Вспомни свои «парижские тайны».
Софья Владиславовна выпрямилась, как струна, и устремила на барона гневный, пронзающий взгляд.
— И вы утверждаете, что любите меня?
Барон опустился на колени перед Софьей Владиславовной и картинно припал губами к ее руке:
— И не перестану утверждать, моя ясочка, королева моя…
Глава XII
НАПАЛИ НА СЛЕД
Софья Владиславовна все более приходила к убеждению, что содержание воровского притона не для нее. Правда, барон окружил ее комфортом. Она получала значительный процент с выручки за хранение краденого имущества, но внутренний голос ей твердил: это не твоя сфера!