Любопытно, что судьбу Рапгофа окружает миф, подобный тем легендам, что связаны с его героиней Золотой Ручкой. Из статьи в статью, из издания в издание (включая такие солидные, как биографический словарь Русские писатели 1800–1917), кочует бредовый вымысел о том, как граф Амори в 1918 г. якобы сколотил отряд анархистов, захватил власть в Ростове-на-Дону и объявил в городе анархическую республику. День спустя республика была ликвидирована, а сам Рапгоф расстрелян.
В годы Гражданской войны Рапгоф, возможно, на какое-то время действительно подался на юг: в 1918 году в Харькове под именем графа Амори вышел в выпусках «сенсационный роман» Тайны русского двора. И действительно, от Харькова до Ростова не так далеко… Но исследователей ничуть не насторожил ни тот факт, что в 1922 в Рапгоф издал в Москве двумя выпусками книжку новелл Новый Декамерон, ни его обращение в Госиздат в марте 1922 г. Из документов выясняется, что новелла Зоя была вначале запрещена Политотделом. Запрет был затем снят, но и этим не ограничилось…
«Как писатель с сорокалетним стажем, единственное средство для существования я, как бы это не было трудно, вижу исключительно в своем профессиональном труде, — писал Рапгоф. — Между тем, мне разрешено печатать мою серию „Новый Декамерон“ вот уже и во втором выпуске только в количестве 50 экземпляров. Вам хорошо известна колоссальная дороговизна производства, а потому ясно, что мой заработок, на который я имею логическое право, как и всякий работник, в данном случае сводится к <…> ничтожным размерам»[13].
О встрече с Рапгофом в начале 1920-х гг. повествует в мемуарах Все, что помню о Есенине поэт и прозаик М. Ройзман:
«От Никитских ворот я пошел мимо кинотеатра „Унион“ (ныне Кинотеатр повторного фильма) и нагнал Есенина. Он увидел в моих руках стопку книг, журналов, брошюр и спросил:
— Что несешь?
— Я случайно встретился с графом Амори.
— С графом Амори? — удивился он. — Зайдем к нам!
Разговор происходил неподалеку от книжной лавки „Артели художников слова“, и мы вошли туда. Есенин сказал, что сейчас я расскажу о графе Амори. Кожебаткин в выутюженном, но повидавшем виды костюме, в белой манишке и воротничке, в коричневом галстуке, потер худые руки и пустил первую стрелу иронии:
— Ах, великий писатель земли русской еще изволит здравствовать!
Айзенштадт[14], сняв очки, склонив голову и приблизив какую-то старинную книгу почти к левому уху, рассматривал одним глазом пожелтевшие страницы. Он тоже был в чистеньком старом костюме, в шерстяном жилете и уцелевшем от довоенных времен черном галстуке бабочкой.
— Нет, эту книгу не возьмем, — сказал Давид Самойлович женщине и ответил Есенину: — Иду, иду!
Я не был подготовлен к тому, чтобы рассказывать о графе Амори. Да и знал о нем немного. В дореволюционное время граф выпускал продолжения романов: „Ключи счастья“ Вербицкой, „Ямы“ Куприна, „Похождения мадам X“ и т. п.
Я начал свой рассказ с того, что был в общежитии революционного Военного совета у Пречистенских ворот.
<…>
Потом, продолжал я, пошел в буфет общежития, а у меня под мышкой были первые сборники, изданные имажинистами, и рукописные книжечки. Когда я завтракал, ко мне подошел напоминающий провинциального актера мужчина среднего роста, с брюшком, рыжий, с невыразительным лицом и хитрыми серыми глазками. Глядя на мои сборники и книжечки, он спросил, не пишу ли я стихи. Услыхав утвердительный ответ, мужчина отступил на шаг, отвесил церемонный поклон и представился:
— Продолжатель сенсационных романов — граф Амори.
— Ах, сукин сын! — воскликнул Есенин так непосредственно и весело, что мы захохотали.
А я, чтобы не растекаться по древу, сказал, что граф повел меня в свой „кабинет“, заставленный кастрюлями и бутылками, и дал мне „Желтый журнал“, который выпускал после Февральской революции. Есенин взял один номер и прочел вслух:
„Ему, Бульвару, его Разнузданности, Бесстыдству улицы, где все честнее и ярче, чем в тусклых салонах, мои искренние пожелания, мои мысли и слова“…
— Почти манифест! — проговорил Айзенштадт.
Мариенгоф листал другой номер „Желтого журнала“.
— Это не так плохо для графа, — сказал он и прочитал нам: — „Когда мне говорят: вор! плагиатор! я вспоминаю глупую рожу рогатого мужа, который слишком поздно узнал об измене жены“.
— Циник! — произнес с возмущением Айзенштадт. — Наглый циник!
<…>
Сергей взял из моей пачки брошюрку „Тайны русского двора“ („Любовница императора“), которую граф Амори издавал в Харькове выпусками с продолжением, пробежал глазами несколько строк и засмеялся:
— Вот разберите, что к чему? — предложил он. — „Зина встречается с Распутиным, и, благодаря демонической силе, которую ученый мир определил, как „половой гипноз“, приобретает ужасное влияние на молодую девушку“.
Мы засмеялись.
— Ты не знаешь, — спросил Сергей, — как настоящая фамилия графа? — Пузырьков!
— Их сиятельство граф Пузырьков! — подхватил Кожебаткин.
Я рассказал, что видел написанный маслом портрет графа Амори в золотой раме: граф в красных цилиндре и пальто, с большой рыжей бородой.
Айзенштадт взял из моей пачки написанный красками от руки плакатик: „Дешевые, вкусные обеды в столовой, напротив храма Христа спасителя, дом 2. Граф Амори!“
— Конец продолжателя сенсационных романов! — проговорил Давид Самойлович».
Мемуары Ройзмана едва ли отличаются протокольной точностью, конец же, вероятно, наступил гораздо позднее. Так, композитор и литератор Н. Богословский (правда, известный своей склонностью к мистификациям) утверждал в воспоминаниях, что в середине 1930-х гг., в компании А. Толстого, видел в Ленинграде «высокого лысого старика», торговавшего папиросами с уличного лотка — бывшего графа Амори.
Хотя сочинения графа до последних лет не переиздавались, у него нашлись достойные последователи. В 2000-х гг. книгами о Соньке Золотой Ручке осчастливили читающую публику М. Князев (Сонька Золотая Ручка), А. Князева (Черный бриллиант Соньки Золотой Ручки), А. Дроздецкий (Сонька Золотая ручка: Легенда воровского мира)[15]. Но первое среди равных место по праву принадлежит режиссеру, актеру и писателю В. Мережко: мало того, что этот «классик российской кинодраматургии» поставил по собственному сценарию бездарный и «не претендующий на историческую достоверность» 26-серийный двухчастный сериал Сонька Золотая Ручка и Сонька: Продолжение легенды (2007, 2010) — маэстро также сбацал о несчастной Соньке трехтомный роман…
И без лишних объяснений понятно, что творения Мережко и иже с ним, как и полеты фантазии графа Амори, имеют мало общего с реальной Сонькой Золотой Ручкой. Жизнь же ее, думается, была страшнее, авантюрней и драматичней любого вымысла.
Библиография
Граф Амори. Сонька Золотая Ручка — Граф Амори (Рапгоф И. П.). Сонька-Золотая ручка: Жизнь и приключения знаменитой авантюристки Софии Блювштейн. Роман-быль. М.: тип. Московское печатное пр-во, 1915.
В. В. фон Ланге. Истина о Золотой ручке — Ланге В. В., фон. Истина о Золотой ручке. Вып. 1. Одесса, тип. С. Н. Скарлато, 1913.
A. П. Чехов. Из книги «Остров Сахалин» — Чехов Антон. Остров Сахалин: (Из путевых записок). Изд. ред. журн. «Русская мысль». М.: тип. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1895.
И. П. Ювачев. Из книги «Восемь лет на Сахалине» — Миролюбов (Ювачев) И. П. Восемь лет на Сахалине. СПб.: тип. А. С. Суворина, 1901.
B. М. Дорошевич. Золотая ручка — Дорошевич В. М. Сахалин (Каторга). Изд. второе. М., тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1903.
В текстах исправлены очевидные опечатки. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.
13
ГА РФ. Ф. 395. Оп. 1. Д. 280. Л. 27, 28. В конце концов редколлегия Госиздата разрешила Рапгофу напечатать 500 экз.
14
Д. С. Айзенштадт (1880–1947) и А. М. Кожебаткин (1884–1942) — издатели, библиофилы, совладельцы книжной лавки Московской трудовой артели художников слова (совместно с С. Есениным и А. Мариенгофом.
15
Роман В. Руссо
