— И лишите их выбора.
— Прийти к нам — уже выбор. Уметь признать ошибки, принять болезнь — показатель силы, а не слабости. К сожалению, до сих пор нет закона, регулирующего коррекции. И только потому, что в наши двери входят больные, а выходят здоровые — губернатор ещё не прикрыл нас. Но теперь всё изменится. Я не страшусь за себя или за СОНМ. Я боюсь за тех людей, которые останутся без надежды на исцеление.
Девушка на кресле задрожала, словно через неё пропустили тысячу вольт электричества. Сухожилия на руках вздыбились, кисти стиснули подлокотники, ногти вонзились в ткань. Если бы не ремни, стянувшие тело, она бы свалилась на пол. Люди за её спиной смирно наблюдали.
— Вы как дети, которые играют с папиным пистолетом. Рано или поздно он выстрелит.
Померанский слушал с большим любопытством.
— Пожалуйста, продолжайте, господин пристав. Я хочу услышать вашу точку зрения.
— У каждого из ваших работников своя жизнь, семейные проблемы, неутолённые мечты. Цена их ошибки, даже самой ничтожной — человеческая жизнь.
— Ошибки исключены. Каждого из работников мы отбираем очень тщательно. Все они преданы нашей идее также как мы.
— Вы ещё более беспечны, чем я думал.
— Вы не веруете в людей.
— Однажды я поймал детского врача, оказавшегося маньяком педофилом. Сестру милосердия, задушившую два десятка стариков, потому что думала, что спасает их души. Мать, утопившую детей, потому что не могла их содержать. У всех этих людей была безупречная репутация, никто из родных представить не мог, что они способны на такое. Возможно, они и сами не знали, но в один момент что-то с ними произошло. Темные души.
Олаф понимающе покивал.
— Как-то Родион предложил рассматривать личность как карточный домик высотой в сотню этажей. Только с виду домик кажется крепким — вытащи одну карту, и он рассыплется. Именно поэтому над каждой коррекцией работают десятки людей в течение месяца. Коррекция — очень дорогостоящая процедура. Те, кто способен платить — платят. Но мы лечим и бесплатно, очередь множится, но мы делаем, что можем. Каждая коррекция все еще штучная ручная работа. В будущем, когда мы автоматизируем процесс, технология станет доступна всем клиникам мира.
Девушка на кресле перестала дрожать и открыла глаза. Огляделась, не узнавая никого и ничего вокруг. Потом вдруг завопила во весь голос. К ней подбежали, отцепили ремни. Она вырывалась и брыкалась. Её уволокли за ширму.
— Нормальная реакция на внедрение. Личности нужно время приспособиться к коррекции.
— Если можно убрать эмоциональный отклик, значит можно и добавить его. Например на словесную команду, или на конкретного человека.
— Вы хорошо меня слушали, господин пристав. Я скажу так, коррекции в плохих руках — оружие пострашнее атомной бомбы. Представьте совершенного солдата, не страшащегося смерти. Солдата с внешностью старика или ребёнка. Его невозможно засечь, он нападает внезапно и совершенно беспощаден. Именно таких солдат мечтает продавать Грегор Бельский. Его учёные давно ведут подобные исследования, но они в тупике. Бельскому нужен СОНМ, — Олаф вздохнул, и Домра увидел в нём тяжёлую усталость, которую тот пытался скрывать. — Бельский не получит СОНМ, иначе ему придётся убить и меня. — Олаф подошёл к Домре вплотную. — Нельзя чтобыэтот подонок победил. Найдите настоящего убийцу, от этого зависит судьба всего мира.
Родион поднял телефонную хзтрубку, набрал номер. Слева и справа от него другие арестанты что-то лепетали своим телефонным собеседникам. Один бранился, угрожал вернуться и пристрелить. Второй, напротив — о чем-то умолял, плакал.
В трубке клацнуло. Прорезался голос. Родион собирался поздороваться — заранее готовил голос, чтобы не срывался. Но едва пришло время говорить, смог только промычать.
— Родион? Родион! Это ты?
— Олаф…
— Господи, Родион. Как я рад тебя слышать.
— Мне позволили звонок. Так положено.
— Родион, боже мой. Боже. То, что случилось с Владой, это ужасно.
— Она мертва, Олаф. Моя девочка мертва.
У Родиона уже не было сил плакать — слёзные железы истощились.
— Я не представляю, что ты чувствуешь, друг мой. Но нам надо думать о том, как тебя вытащить, Родион.
Повисла пауза.
— Не надо…
— Что ты такое говоришь?
— Если я… я тут думал… возможно это правда сделал я.
— Родион…