— Да, немного. С ним все будет хорошо, не волнуйся, — слегка неуверенно ответила Перри, вспоминая размеры раны старика. В больнице на него было тяжело смотреть, но Генриетта, все же, была права. С ним все будет хорошо.
— Мы тут все по тебе скучаем, — хмуро добавила Генриетта. — Без тебя наша маленькая женская группа поизмельчала. Бросила меня одну с этими двумя клушами. Мне с ними даже поболтать то и не о чем!
Перри виновато вздохнула. Она понимала, о ком идет речь. Мастерская вела индивидуальный набор, в основном из тех, кого Герман знал лично. Еще до того дня, как благодетельная кровь привела Ярнам к величию. Все они — мужчины, расхитители гробниц птумеру, суровые авантюристы вроде Гилберта и пропавшего без вести Олека. Женщин не брали, по вполне понятным, хоть и неприятным для Перри причинам. Лишь с расцветом Церкви женщины перестали быть собственностью мужчин, ограничиваемые ролью домашних клуш. Этому, во многом поспособствовал тот факт, что все видные должности в Церкви Исцеления разделили между собой измененные кровью женщины. Ведь, как выяснилось, женский организм куда более гибкий и почти безболезненно воспринимает порожденные кровью трансформации. Когда мужчин корежит, заставляя кататься по полу в агонии, женщин лишь слегка мутит. К несчастью, предубеждения и патриархальные традиции это не нивелирует.
Потому среди охотников Мастерской числилось всего четыре женщины. Перри Вайпер, Генриетта Сфоца, Мария Ленге и Грация. Бывшая монашка, дочь разорившегося сапожника, родственница королевы и здоровенная доярка, широкая в плечах и ростом под метр-девяносто.
— Как поживает ублюдок из Кейнхерста? — ухмыльнулся Валлар.
— Все еще злится на тебя.
— Еще бы.
— Так! — вмешалась Генриетта. — Ну-ка хватит обсуждать драки! Перри, мы, конечно, рады тебя видеть, но у нас охота на носу. Разве ты не должна быть с ребятами из Лиги? Прочесывать улицы?
— Не сегодня, — вздохнула Перри. — Я ищу Хенрика.
— Ааа, Вальтер, значит, тоже на изжоге, да? — спросил Валлар.
— Да он всегда на изжоге, — усмехнулась охотница. — Забыл?
— Хенрика здесь нет. Он уехал часа три назад, Гаскойна искать.
— Черт!
— Не расстраивайся, подруга, — успокоила ее Генриетта. — Герман сейчас здесь. Он наверняка знает, где сейчас «Франт».
— И Мария здесь? — напряглась Перри.
— Нет, ее вызвали в Кейнхерст… семейные дела. А что?
— Ничего, — отмахнулась охотница. — Ладно, пойду поболтаю со старичком.
Герман, как и всегда, корпел над столом инструментов. Длинный черный плащ с высоким воротником трепал свистящий сквозняк, старый цилиндр скрывал под собой ниспадающие на плечи седые волосы. Он казался старым, слишком старым для своих лет. Всего шестьдесят три — для ярнамитов, даже в глубокой старости сохранявших прекрасное здоровье — это не срок.
Рядом с ним, за такими же столами трудились и другие охотники. Проверяя исправность механизмов, смазывая шестеренки, заготавливая порох и ртутные пули. Как только Перри вошла все оживились, но приветствия не длились долго. Охота приближалась, а потому радостно встречавшие подругу охотники быстро возвращались к своим делам. Герман смазал крепление клинка погребения — огромной боевой косы. Страшное оружие щелкнуло, а по изогнутому лезвию пробежал алый блик умирающего солнца. Перри поежилась, вспоминая истории о том, как именно это оружие попало к Герману, на самых ужасающих ярусах древнего Лабиринта Птумеру. Перри глубоко вдохнула и сказала:
— Добрый вечер, Герман.
Через двадцать минут Перри покинула Мастерскую, тепло попрощавшись с Генриеттой. На лице ее виднелась улыбка, но на сердце тянуло от досады. Общение с Первым охотником принесло лишь чувство вины, ощущение того, что она предала их дело, уйдя в Лигу. Герман не говорил так, даже не намекал и был в целом вежлив, но в его глазах ощущалось разочарование. И хоть Перри Вайпер все еще была уверенна в правильности своего выбора, чувство вины скручивало сердце в фарш.
Хуже всего то, что никто из охотников ничего не знал. Германа исчезновение Гаскойна не очень тревожило, а вот реакция Хенрика — другое дело. Они даже разругались, после чего знаменитый «Франт» ушел, хлопнув дверью. Однако, из краткого пересказа возбужденных речей Хенрика стало ясно: он что-то нарыл.
Темнело, и у охотницы осталось еще одно незаконченное дело. Хенрик ушел прочесывать Вест-Оедон. И, возможно, именно там и отыщутся ответы. А пока что путь вел ее домой к Хеллвею. Именно там они и начнут свой ночной рейд.
— Интересно, что нарыл Джон?
***
— Простите что не налью чаю, мистер Хеллвей. Я просто…
— Ну что вы, все в порядке мисс Гаскойн, — утешил ее Джонатан. — К тому же я не люблю чай.
Виола тяжело опустилась в кресло и, достав белый платочек, принялась отирать блестящие от слез щеки. Дверь в детскую чуть приоткрылась и на охотника устремился взгляд двух пар испуганных детских глаз.
— Когда вы появились, я едва не лишилась чувств. Мне показалось, вы принесли весть о его смерти.
— Когда вы видели мужа в последний раз?
— В ночь охоты. Я собирала его в дорогу, как и всегда. Он так часто забывает пули, мне приходится привязывать ему мешочек на пояс чтобы… чтобы…
— Миссис Гаскойн, мне нужно знать, не говорил ли он о том, куда направляется?
— Нет… нет он шел на охоту, как обычно.
— Хоть что-нибудь. Странные фразы, нервозность, задумчивость? Был ли он чем-то обеспокоен? Миссис Гаскойн, нам нужно знать все.
— Я же сказала, ничего… хотя постойте, — Виола вдруг встрепенулась и, вскочив с кресла бросилась к шкафу. Загромыхали полки, зазвенела стеклянная утварь, бесцеремонно расталкиваемая точно одержимой женщиной. Через миг Виола вытащила небольшую тетрадь в потертой обложке и дрожащими от перевозбуждения и страха руками протянула ее Джону.
Охотник аккуратно принял тетрадь, стараясь не повредить и без того ветхую кожаную обложку.
— Что это?
— Старый блокнот! Он доставал его тогда, я видела! А раньше он просто пылился здесь.
— Вы читали его? — спросил Хеллвей, аккуратно отстегивая заклепку.
— Нет-нет, что вы! Я никогда не залезу в записки мужа! — возмутилась женщина.
— Простите, не хотел вас обидеть.
— Ничего, просто… вдруг там есть что-то.
Джон раскрыл тетрадь. С Пожелтевших от времени страниц на него уставились вереницы букв, целые абзацы, написанные на верхатском, возможно, еще в те дни, когда отец Абрахам Гаскойн служил проповедником в Дрейдене. Джона поразили удивительно мастерски исполненные рисунки графитом, иллюстрирующие разное. Странные существа, соборы и здания, портреты что казались удивительно живыми.
— Абрахам в юности был художником, — болезненно пояснила Виола и слезы вновь скатились по щекам. — Он учил Кэтрин рисовать.
Джон перелистнул на последние страницы. Все такие же ветхие, они несли следы относительно свежих чернил и, казалось, даже пахли ими. Рисунок, исполненный на последней странице заставил Хеллвея застыть. Это был набросок человека в полный рост. И не просто человека, а охотника. Рисунок был менее искусен, нежели другие и явно создавался в большой спешке, но даже при этом отчетливо угадывались длинные полы и воротник пальто. Но вот на голове, вместо колпака был капюшон с редкими штрихами на лице.
«Железная маска, охотничий плащ. Любопытно»
— Миссис Виола, вам знаком этот человек? Видели его прежде?
— Дайте-ка.
Виола взяла тетрадь и внимательно пригляделась. Хеллвей напрягся, ожидая отказа, но внутренне надеясь на подтверждение.
— Я не видела, но…
— Но что?
— Кесси, малышка, иди сюда!
Дверь раскрылась и в комнату нерешительно вошла девочка в салатовом платье. Джон легонько хмыкнул, отмечая поразительное ее сходство с матерью. Те же волосы, те же глаза, разве что нос несколько больше — явная черта жителей северных регионов королевства Фой, Дрейдена и Мархольмберга.