– Ах, зайчонок, ты дома! А я просто звоню, чтобы оставить прощальное сообщение на автоответчике. Вы же собирались куда-то пойти с Кью-Джо? Я думал, ты из-за этого не сможешь сегодня помочь, ну… поискать Андрэ.
– Да, я дома! А Кью-Джо черт знает где. И я не пойду искать Андрэ, потому что…
Ваш голос пресекается – что, возможно, даже к лучшему. Столь ядовитым тоном не стоит указывать, куда Белфорд может засунуть свои обезьяньи дела.
После долгой паузы Белфорд произносит:
– Я не расслышал, что ты сказала.
– Послушай, Белфорд. Я беспокоюсь за Кью-Джо. Она пошла к одному клиенту, очень странному типу, и до сих пор не вернулась. И даже не позвонила.
– Ах вот в чем дело! Ну, дорогая, мне жаль, что ты беспокоишься, это вредно для здоровья. Подумай, ведь Кью-Джо не маленькая девочка. Отнюдь не маленькая, позволю себе заметить. Маловероятно, чтобы кто-нибудь заставил ее делать то, чего она не хочет. И потом, почему ты решила, что ее клиент – странный тип?
– Потому что я его знаю!
– А-а, понятно! Ты лично знакома с этим джентльменом? – Под ногтями его голоса проступает зеленая каемка подозрительности.
– Джентльменом? Да. То есть нет! Я его встретила вчера в «Быке и медведе». Он пытался… в смысле, упомянул… В общем, не важно. Поверь мне, это человек с нестабильной психикой. А Кью-Джо опаздывает на три часа и даже не позвонила. И вообще странные вещи происходят.
– Что за странные вещи?
Тут он вас поймал. Все эти странные вещи, если облечь их в слова, выглядят весьма безобидными. Разве можно объяснить, почему такие пустяки, как фальсифицированная карта и слово «бозо», мешают вам работать и превращают Пасху в Хеллоуин?
– Белфорд, – говорите вы наконец, – тебе не кажется, что мы следим за развитием пьесы по неправильному либретто?
Трубка молчит. Потом он спрашивает:
– А что такое либретто?
О боже! Скорее, скорее убрать этого фрукта из города, пока вы не выскочили за него замуж!
– Во сколько у тебя рейс? Когда ты возвращаешься?
– Вылет в одиннадцать. Назад прилетаю в воскресенье поздно вечером. И знаешь, крольчишка, раз уж ты сейчас свободна, не подвезешь ли меня в аэропорт? На моей машине, если не трудно. Я хочу оставить тебе «линкольн», потому что Андрэ может узнать машину – ну, когда ты будешь его искать. Я тебе не рассказывал? – Он хихикает с гордой грустью. – Иногда этот маленький негодник сидит у меня на коленях, когда я веду машину. Думаю, ему хочется порулить.
– Когда ты заедешь? – спрашиваете вы холодно. Любое занятие лучше, чем сидеть и поджидать эту оккультную потаскуху.
– В полдесятого.
– Я буду готова без пятнадцати десять.
22:40
По пути из аэропорта вы разгоняете «линкольн» до восьмидесяти миль в час. Дело не в том, что вы торопитесь, хотя любопытно было бы узнать, что там с Кью-Джо; просто Белфорд наверняка ни разу не разгонял бедную машину быстрее пятидесяти пяти в час, и это вас задевает.
– Ну что, малыш, нравится? – спрашиваете вы летящий «линкольн» и тут же краснеете от макушки до педалей, заподозрив в вопросе сексуальный подтекст.
Из какой-то прихоти, а может, по наитию, вы съезжаете на Сенека-стрит и оказываетесь в центре города. Проехать теперь мимо здания «Познер, Лампард, Мак-Эвой и Джейкобсен» – это так же естественно, как купить дешево, а продать дорого. Просто взглянуть, есть ли свет в окнах. Ах, смотрите – действительно есть! И даже больше: судьба припасла свободное местечко для парковки – прямо через улицу. Вы ставите машину и глушите мотор. От нервного возбуждения у вас даже соски вибрируют. Кто сказал, что вы не можете просто подняться наверх и посмотреть, что происходит? – а если никто не смотрит, то и замести некоторые следы.
Опа! – не тут-то было. Прямо перед входом расположилась, что называется, «бездомная личность» – бомж, вооруженный одним из тех высокотехнологичных орудий, которые обрели популярность после недавней войны в Персидском заливе. Нет-нет, успокойтесь: это не базука, а всего лишь телескоп на трехногом штативе.
– Один доллар, леди, и я покажу вам человека на Луне. Два доллара – и вы увидите Сириус.
– А почему за Сириус дороже?
– Потому что он дальше.
С этим не поспоришь. Ну что ж, лучше экскурс по звездному небу, чем серенада на шарманке (на прошлой неделе другая «бездомная личность» предлагала вам за пятьдесят центов исполнить «Путники в ночи»). Если сейчас уступить, то он, быть может, согласится уйти с дороги. Лицо у него вроде доброе, хотя и пустоглазо-рассеянное: скорее всего какой-нибудь учитель астрономии, потерявший работу. Протянув ему два доллара, вы склоняетесь к окуляру:
– Где? Я не вижу… А нет, подождите! Нашла! – Глаз вжимается в окуляр, ресницы машут, как щетинки на блошиной ноге, сметают пыль с линзы. – Вот эта светлая точка? И все? Тут и смотреть-то не на что!
Астрономический бомж втягивает сопли, харкает и сплевывает – тяжелый плевок врезается в тротуар с характерным шлепком.
– Леди, до этой звезды восемь целых и шесть десятых световых лет!
– Подумаешь! Не так уж и далеко. Телескоп-то у вас хороший?
– Черт возьми, леди, это же триллионы миль! Триллионы, понимаете?! Хотя если разобраться – это, конечно, очень близко. Относительно близкая звезда и относительно крупная. Ярчайшая звезда на небосклоне.
– Да ладно! – Он, наверное, думает, что на дурочку нарвался. – Я видела звезды и поярче. И даже без телескопа.
В ответ раздается смех, а потом новая серия: кашель, харканье и сочный шлепок. Вы передергиваете плечами, представив нечто, по консистенции напоминающее блинное тесто, а по цвету – формы растительной жизни из холостяцкого холодильника. И тем не менее продолжаете неотрывно глядеть на танцующую точку желтого огня.
– То, что вы видели, дамочка, – нагло наставляет вульгарный тип, – это скорее всего Марс или Юпитер. Пла-не-ты, понимаете? А Сириус – звезда!
Ну ладно, тут он, пожалуй, прав. Вы не собираетесь спорить с каким-то маргинальным астрономом. Судя по запаху, он придвинулся ближе. И продолжает поучать:
– Видите ли, Сириус – двойная звезда. То есть там их две. Одна, Сириус-A, называется Собачья звезда, большая и яркая. А у нее есть щенок, Сириус-В. Это белый карлик. Технический термин, но некоторые невежды вроде вас думают, что это звучит поэтично.
– А можно ее увидеть? Маленькую звездочку? – Вам, в сущности, наплевать; но пусть он отрабатывает свои два доллара.
– Если прищуритесь получше… Она должна быть справа внизу.
Вы изо всех сил пытаетесь различить Сириус-В, но тут Сириус-А взрывается желтой вспышкой, и огромные небеса, а также все, что под ними бегает, ползает, плавает, стоит, лежит и громоздится, все исчезает…
Очнувшись через несколько минут, вы обнаруживаете, что лежите на спине. Джинсы и трусики стянуты до щиколоток, а содержимое сумочки разбросано вокруг, как любимые вещи фараоновой дочки.
23:00
Весь город может наслаждаться первым в истории публичным показом вашего сокровища: каждый волосок можно посчитать, влагалище раскрыто, как тротуар во время ремонта коммуникаций, а клитор блестит, словно оливка в ожидании коктейльной вилочки. Но вы даже не краснеете – перейден критический рубеж, за который краснота ступать не отваживается. Это самый черный день вашей жизни, часть вторая, когда кризис достигает апогея, и душа выходит погулять.
Прогулка, однако, оказывается недолгой: душа возвращается и с опаской залезает в тело. Мостовая холодит обнаженные тылы, уличный фонарь бьет по глазам, как дубовая доска. Боли нет. Ничего не болтается, как бывает при переломах. Вы встаете, натягиваете трусики и штаны. Озираетесь, застегивая пряжку на ремне. Приятный сюрприз: кроме вас, на улице никого нет. Оборванный Коперник исчез, и вместе с ним исчезли все бомжи и попрошайки, наводнявшие квартал, – правда, в отдалении заметно шевеление темных фигур и доносится заунывная шарманка, играющая «Путников в ночи». Вы собираете разбросанные вещи и пихаете в сумочку.