***
- Мам, у нас гостья, её надо переодеть, накормить, - сказал Николай вышедшей в коридор матери, и тише добавил, - она немая, наверное, не разговаривает… и… в общем непонятно куда она идет, потерялась, что ли, пусть переночует, утро вечера мудренее… - и повернувшись к девушке громко добавил, - я отгоню машину, сдам груз и приду.
Девушка молчала и смотрела на пожилую женщину. Из-за того, что она ничего не говорила, её глаза должны были говорить за неё, и они говорили… В них была печаль. Мать и сын с жалостью смотрели на девушку. Лика стояла возле самой двери, боясь ступить, чтобы не наследить.
Анна Фроловна спросила:
- Глухонемая?
- Да нет, по-моему, она нормально слышит… да?
Девушка опустила глаза. - Ладно, иди, заканчивай работу, сам смотрю мокрый, и голодный, конечно… разберемся… беги, рубашку смени! Приходи скорее, свежий борщ и вареники, - и обратилась к нежданной гостье, - разувайся, я принесу миску с водой, вымоешь сначала ноги, а потом в дом зайдешь.
- Мам, ты тут не очень, - заступился Николай.
- Да беги уже, - махнула рукой женщина, - глядишь, не Баба-Яга, не съем я её.
Симпатичное личико девушки осветилось улыбкой и стало видно, что она настоящая красавица. Женщина вздохнула и пошла за водой.
***
Поселок Виноградный когда-то процветал, сейчас, как и везде в стране, здесь всё приходило в упадок… 1999-й. Дикий капитализм латино-американского типа во всей своей красе. Коров и свиней перерезали, фермы разбирали на стройматериалы. Хорошо разбиралось то, что было построено из шлакоблока, из кирпича процесс был более трудоемкий. Хозяйственные и административные постройки продавались, так же, как и трактора, газики и ЗИЛы. Николай только тихо матерился, глядя на происходящий беспредел. Пенсию задерживали и стариков выручали продовольственные карточки - списки продуктов, выдаваемых под когда-то ожидаемую пенсию. Самые необходимые - хлеб, крупы, сахар. Раззадоренные происходящим односельчане потеряли всякий стыд и тащили и то что плохо лежит и даже то, что хорошо. И государственное и частное. У соседа, Михалыча, пока он потихоньку сходил в магазин за хлебом, резвые ребята укатили со двора мотоцикл с коляской, открыв на гараже замок. Старик, придя, схватился за сердце, увидев распахнутые ворота и четко виднеющийся отпечаток от колес. Правда потом этот след как-то затерялся в просторах их большого бывшего советского хозяйства, и участковый милиционер сказал, что мотоцикл скорее всего разобрали на запчасти, потому что он не смог его найти. Михалыч, после смерти жены, жил один и натрудившись по хозяйству днем, ложился отдохнуть на часок-полтора. После очередного «релакса» мужчина чего-нибудь не обнаруживал во дворе, то доски, то ведра, то тяпки. Сначала грешил на забывчивость и все искал и жаловался соседям на старость. Как-то раз он долго вертелся, но кости ныли, видно на погоду, и Михалыч решил встать и пойти что-нибудь делать, чем так без толку валяться. Едва вышел в коридор, как столкнулся с воровато глядящим молодым мужчиной, открывающим дверь его дома. Старик был боевой, и в былые годы не одному нарушающему его понятия справедливости и совести набил морду. После секундного замешательства он схватил стоявшую у стены железную лапку для ремонта обуви, как раз вечером собирался ремонтировать сапоги, и побежал вслед за убегавшим. Тот улепетывал со всех ног. После этого случая брат Николая Федор дал Михалычу ружье, и какое-то время старик нес караул, ходил по двору, время от времени потрясая своим оружием и грозно провозглашал:
- Заходи, заходи! Тут и ляжешь, а мне за самооборону ничего не будет!
На какое-то время пропажи прекратились.
Недавно в их поселке появился энергичный мужчина с прозвищем «Клещ». Поговаривали что у него авантюрное прошлое. Он лихо взялся за дело, смог все организовать, и односельчане один за другим сдавали ему свои паи в аренду. Николай с братом тоже подписали договора, Николай ещё и устроился к нему на работу водителем на ГАЗик. Ему было 34 года, три года назад жена его уехала в Италию на заработки и там вышла замуж. Он её не осуждал, что хорошего в деревне, только иногда нападала такая тоска, хоть волком вой. Сам бы уехал, но не мог придумать куда - в городе делать было нечего, предприятия растаскивались, зарплаты не платились. У Степаныча сын заехал на Север, но мать просила Николая не уезжать так далеко: боялась, чтобы Федор не распился, они с Люсей жили как на вулкане. Отец умер давно, и Николай был брату за отца. Сам Николай не брал спиртного в рот вообще, после того как в юности ему пришлось стать участником одного прискорбного события. Дядька Иван с соседней улицы зимой вел пьяный ребенка из садика, упал и замерз. Началась метель, и трехлетнего сынишку постигла бы та же участь, если бы Коля не наткнулся на них. Он возвращался из школы позже, старшие классы готовили новогоднее представление. Снег слепил глаза, мальчик бодро шагал к дому, представляя себя первопроходцем, покоряющим ледяные просторы, и ему показалось, что плачет ребенок или котенок. Он нашел и притащил домой замерзшего малыша. Взрослые захлопотали. Оставив Илюшку на маму и бабушку, Коля пошел с отцом показывать место. Соседа не спасли. С тех пор отношение к спиртному у него было однозначное, тем более что у них в роду пьющих отродясь не было. Отец мог выпить на праздник пару стопок, а дед, как вспоминала родня, вообще не пил. Николая Федор уважал и даже побаивался, поэтому матери было спокойнее, хотя она и переживала за него, понимая, что тут, в деревне, он может так и остаться один. Ругалась на сбежавшую невестку, но Николай всегда её останавливал.
- Не надо, мам, не смог дать женщине нормальную, обеспеченную жизнь, нечего и обижаться.
- А чего ей не хватало? Слава Богу не голодала, одета-обута… Скучно ей было в деревне, работы много, а развлечений мало… дитя надо было родить, было бы развлечение…
- Ма-ам…
- Ладно, - вздыхала женщина, - можешь и ты ехать куда хочешь… Федька начнет пить, будут скандалить с Люськой, сведут меня в могилу…
- Никуда я не поеду.