***
С этого дня Соня и осталась в семье Ищенко. Николай попросил участкового милиционера Гришу узнать в городе, не разыскивается ли девушка лет 18-20, немая, со светло-русыми стриженными волосами, которые она прятала под платок. Григорий обзвонил отделения милиции города, своих коллег по селам, но ничего не узнал.
- Что же делать, Григорий Ильич? - спрашивала Анна Фроловна. - Может кто-то ищет, с ума сходит.
- Искал бы, так заявил бы, - рассудительно ответил участковый.
- А может она издалека идет, - задумчиво сказал Федор.
- Не похоже, - Люся тоже вставила свои пять копеек, - у неё такие туфельки, что от первого дождя разлезлись, не могла она в них долго идти… И ни денег у неё, ни кошелька, ни вещей, ни документов, ни продуктов…
- А ты что, в чужую сумку лазила? - сурово спросила свекровь.
- А и заглянула! - с вызовом ответила горластая невестка. - Пускаем в дом неизвестно кого! В рюкзачке её - пусто! Даже расчески нет…
Соня шла по двору, закутанная в платок, в своей длинной юбке. Увидев милиционера, остановилась.
- Ну, здравствуй, Соня! Как ты поживаешь? Тебя тут не обижают?
Девушка улыбнулась и кивнула головой - нет.
- Хорошо. Будут обижать, ты мне скажешь… ну, сообщишь, да? Ты ещё не вспомнила, где твой дом?
В глазах девушки появилась такая вселенская грусть, что Гриша поспешил закончить разговор.
- Ну, ничего, ничего, все образуется! Мир не без добрых людей! Все будет хорошо, - он попрощался и ушел.
Взрослые разошлись по своим делам, и Соня увязалась за Анной Фроловной. Она как хвостик ходила за ней, стараясь во всем помочь. Сначала женщине было не по себе, потом она привыкла и скоро уже не представляла, как раньше обходилась без такой помощницы. Соня была сообразительной, только не говорила… но её глаза… они так умели говорить… Девушка помогала себе мимикой и жестами. Как-то к ним забрел местный немой дядя Егор и оказалось, что этого языка она не знает.
Люся работала в правлении секретарем. Дашу водила в садик, Миша заканчивал 1-й класс. Когда дети приходили домой, то их невозможно было оттянуть от Сони. Они рисовали, делали поделки, кукла Даши обзавелась целым гардеробом. Видя её увлечение рукоделием, Николай привозил из города бисер, ленты, отрезы красивых тканей. Покупал новомодные шоколадные батончики, заметив, что Соня отдает их детям, стал сам делить гостинцы. Девушка пошила Даше платье принцессы, сделала корону, а у Миши появился шлем рыцаря, щит, склеенные из картона и раскрашенные красками, и плащ. Люсе сначала нравилось, что дети заняты и не достают родителей, потом она стала ревновать, придумывать занятия им, загонять в свою комнату. Это был трудоемкий процесс. Дети капризничали, Люся раздражалась и кричала.
- Чего ты орешь на них, - шипел Федор, - отпусти, пусть идут, играют.
- Да они и мать забудут с этой квартиранткой! Хорошо ей, на работу ходить не надо, можно играть целыми днями, здоровая дылда, кукол наряжает.
- Она свое отрабатывает, матери помогает, когда ты последний раз посуду мыла? Забыла уже?
- Ещё попрекать будешь? Может она тебе нравится? Так иди и живи с ней!
- Побойся бога, Люся! Она ж несчастное создание, обиженное жизнью, что я, извращенец, что ли? У меня жена есть, Люсенька моя, иди ко мне, моя ласточка, я соскучился, другой такой на свете нет, все при тебе, моё солнышко… - Федор погладил жену по выпуклостям.
- Дурак что ли совсем, дети же в комнате, - отталкивала мужа молодая женщина, но видно было как она тает, недовольное упрямое выражение исчезает с лица, - подожди… Дети, идите, гуляйте.
- А с Соней можно водиться? - спросил Миша.
- Можно, можно, бегите, - Федор расстегивал одной рукой змейку на юбке и едва дети вышли, притиснул жену к стене.
- Чего я за тебя и замуж вышла, - засмеялась Люся, - не даешь бабе заскучать… двери закрой, а то вернутся за чем…