Недоделанный Кашпировский самодовольно отсалютовал мне моей же чашкой кофе. Оваций не последовало.
— Дар убеждения, — как само собой разумеющееся сёрбнул он напитком.
Я медленно сняла, повертела вазу и с огромным трудом поборола желание запустить в стену.
— Почему они пришли за мной?
— Потому что ты помешала ритуалу.
— Не замолкай. Я хочу знать всё.
— Ты стала сосудом для одной очень сильной ведьмы.
— Они придут снова? Чтобы поймать меня… нас?
Дэн попытался обнять меня, но я отгородилась посудиной, не подпуская. Требовательно повторила:
— Придут?
— Придут. За… вами обеими.
«Кажется, нам придётся поладить, подруга. Ты ведь хочешь выжить?»
Я всё-таки запустила вазу в стену.
Глава 4. Я тебя ненавижу!
Не выгонять же придурка из дома?!
— Ты ляжешь на диване.
Но Дэн ломился в спальню:
— Почему это на диване? Даже котиков в кровать пускают, а я куда лучше котика!
— Не лучше. Никто не лучше котиков, кроме толстых котиков, — я вручила нахалу стопку постельного белья в аляповатые цветочки и попыталась захлопнуть дверь. Подпереть бы ещё чем от греха подальше…
В последний момент рыжий просунул стопу в щель и хитро протянул:
— Ты что же это, думаешь, я к тебе начну приставать?
А вот это обидно. Вообще-то, именно так я и думала, но что уж там… Не моего полёта птичка.
— «Думаю, что, если ты не уберёшься из моей комнаты, ночевать будешь на пороге, как и собирался», — ляпнула моими губами ведьма.
— Спасибо, — не удержавшись, шепнула я ей.
Парень надулся, но пререкаться перестал, оставил меня одну.
Одну ли?
Тишина заполняла уши, непроглядной темнотой застилала мысли. Они не отстанут от меня. От нас.
— Ты здесь?
Ведьма презрительно хмыкнула:
«Ты серьёзно интересуешься? Нет, ушла на прогулку».
— Не смешно. Разговоры с самим собой — первый признак шизофрении.
«Надеешься, всё так просто?»
— Надеюсь от тебя избавиться.
Внутренний голос замолчал. Я чувствовала, что она думает, что сомневается и просчитывает возможные исходы. Что она внутри, в голове, что в любой момент может занять тело целиком и запереть меня, его хозяйку, в самом дальнем уголке сознания.
«Ты боишься меня, — спокойно отметила она. Я хотела возразить, но разве можно соврать тому, кто видит тебя изнутри? Она заговорила снова, уверенно: — Боишься, я знаю. Не волнуйся, малышка. Я не причиню тебе вреда. По крайней мере, если ты не попытаешься воевать со мной».
Я приблизилась к зеркалу, стараясь смотреть сквозь отражение дрожащей блондинки. Если расфокусироваться, если не смотреть, а видеть… Получилось! Ведьма стояла, выпрямившись, гордо расправив плечи, откинув текучие волосы с обнажённой груди. И она была… напугана так же, как и я.
Я коснулась зеркала со своей стороны — женщина за стеклом сделала то же самое.
— Что они сотворили с нами?
Ведьма сильнее поджала и без того тонкие губы:
«Для начала, они убили меня», — пепел осыпался, пощекотав её спину. Я поёжилась, словно серые хлопья скользнули по моей коже, словно это меня привязали к отшлифованному столбу, словно к моим ногам кидали вязанки хвороста…
— Она сожгли тебя? — она не ответила, лишь криво болезненно ухмыльнулась. — За что?
«А в вашем мире для этого нужен повод?»
— Да, — попыталась обмануть я.
«Нет, — прочитала она в моём мозгу прежде, чем прозвучал ответ. — У них имелись причины ненавидеть. А я с самого начала знала, чем рискую».
Я стукнула ногтями по ледяному стеклу — пальцы казнённой женщины отразили движение.
— Тогда как ты оказалась здесь? В нашем мире, в моём теле?
Сожжённая отвернулась, не желая встречаться взглядами. Я повторила, уже не осознавая, кто из нас настоящая, а кто лишь тень.
«Знаешь, что самое страшное для ведьмы? Думаешь, костёр? Огонь, пытки? Нет, девочка, самое страшное — тюрьма. И наша тюрьма куда хуже человеческой. Дух ведьмы не сжечь. Сила всегда найдёт нового владельца, распустится весенним цветком на пепелище. Но Силу можно поймать и посадить в клетку — заключить в чужое тело. И тогда тебе вечно предстоит смотреть на мир чужими глазами. На чужой мир, землю, почти лишённую магии, истощённую, скудную, скучную. Смотреть, ненавидеть её каждой крошкой души, мечтать вырваться и расправить крылья… Но ты не сможешь. Не сможешь подать голос, произнести самое простенькое заклятье, сделать по своей воле хоть что-то. Безмолвный, слабый наблюдатель — вот моя судьба. Вот во что они хотели превратить меня».