Соня стала перебирать всех ей знакомых девочек, не узнает ли, в которую именно она обернулась. „Ужь не стала ли я Аней?—Нет, не может быть: у Ани волосы длиннее моих и вьются, а мои совсем не вьются. И Машей я не стала—я учусь хорошо, и уже много знаю, а Маша учится дурно и иичего не знает. Однако с моей головой как будто что-то неладное делается!... Попробовать разве припомнить, знаю ли я впрямь все, что знала. Ну-ка: 4 х 5 =...12: 4 х 6 =...13; 4 х 7 = ... Сколко бишь?... эдак, пожалуй, и до 20-ти не досчитаешь.... Ну, да что таблица умножения —это не важно! Посмотрим, как из географии: Лондон — столица... Парижа, а Париж?..—столица Рима, а Рим?... Ну, поздравляю, все вздор!.. И вправду не обернулась ли я в Машу? Попробую, как со стихами. Ну-ка: „Птичка Божия не знает!" Соня сложила перед собою руки, как привыкла за уроком, и начала. Голос ея в этой пустой зале казался глухим, хриплым, будто не своим, а слова все выходили навыворот, и никак она не сладит с языком:
Киска хитрая не знает
Ни заботы, ни труда:
Без хлопот она съедает
Длиннохвостаго зверька.
Долгу ночь по саду бродит,
Как бы птичку подцепить,
И мурлыча песнь заводит,
Чтоб доверье ей внушить.
А как утром солнце встанет,
Люди выйдут погулять,
Киска сытенькая сядет
Морду лапкой умывать.
“И все не так, все по дурацки!" говорит бедная Соня, и так ей досадно, чуть не до слез. „И выходит, что я обернулась в Машу—это так верно, как нельзя вернее! .. Не хочу я быть Машей! Ни за что, ни за что!.. Господи, да что же это такое"! вдруг разрыдалась Соня, „хоть бы кто-нибудь просунул сюда голову! Уж мне так скучно сидеть здесь одной!..."
Соня опустила голову и, нечаянно взглянув себе на руки, видит, что в жару разговора с собою, она и не заметила, что она словно тает. Соня вскочила, пошла к столику помериться. И то, — ужь немного от нея осталось. „Хорошо сделала, что выбралась из воды”, - думает Соня, „а то бы, пожалуй и совсем растаяла! „Теперь в сад!" закричала она и со всех ног бросилась к двери. Час от часу не легче!—Дверь опять заперта, а золотой ключик опять лежит на стеклянном столике. „Это ужь просто из рук вон? Где же мне такой крошечной достать его! Ужь это так худо, что хуже и нельзя - терпения моего не стало—вот что!" и с этими словами Соня посколзнулась—и бултых, по горло окунулась в соленую воду.
„Потону еще, чего добраго, в собственных своих слезах, и будет это мне наказанием, что бы я вперед не плакала, как дура." Вдруг, на том конце лужи заплескалось что-то. Соня подплыла разузнать, что такое. Она, было, струсила, но потом успокоилась и подумала на мышь.
„Точно—мышь. Не заговорить ли мне с нею," думает Соня. „Здееь все так удивительно, что и мыши, пожалуй, говорят; я этому нисколько бы не удивилась. Попробовать разве? — Спрос не беда. Мышь, мышка! Скажите, пожалуйста, как мне выбраться из этой лужи? Я совсем измучилась, плавая в ней, да и растаять боюсь!"
Мышь с любопытством обратилась острыми глазками на Соню, прищурилась, но ничего не отвечала.
„Она, может быть, не понимает по-русски," думает Соня. „Можеть быть это мышь Французская, пришла в Россию с Наполеоном. Посмотрим, скажу что-нибудь по-французски."
Первое, что ей вспомнилось из Французских уроков, она и сказала: „оu еst mа сhatte?"
Как прыгнет мышь одним скачком вон из лужи, стоит вся трясется. Соня догадалась, хоть и поздно, что сильно напугала ее. „Ах, простите меня, пожалуйста!" поспешила она извиниться, „я совсем забыла, что вы не любите кошек”.
„Не люблю!" сердито и резко завизжала мышь. „Посмотрела бы я как ты на моем месте стала бы целоваться с кошкой."
„Ужь, конечно, не стала бы” - вкрадчиво говорит Соня, желая помириться с мышыо. “Только, пожалуйста, не сердитесь. Но знаете ли, если бы вы хоть раз взглянули на нашу кошечку, Катюшу, наверное полюбили бы ее. Ужь такая наша Катюша ласковая, такая милашка!„ - болтаясь в луже, припоминает Соня, совсем забыв про мышь." Ужь такая эта Катюша у нас драгоценный зверок: сидит около печки, курлычит, лапки себе лижет, мордочку умывает! И такая она чистенькая, мягенькая, тепленькая! С рук бы не спустил. А какая мастерица ловить мышей.... Ах, что же это я опять!... пожалуйста, простите!," спохватилась вдруг Соня, взглянув на мышь. А эта стоит натопорщенная.
„Ну, теперь ужь непременно обиделась", думает Соня. „Дучше нам вовсе об этом не говорить", успокоивает она мышь.