14
Иван, наконец-таки, пробрался в служебное помещение театра. Гримерку Клео он так и не нашел и теперь торопился, чтобы не пропустить ее выход. Пару шагов в сторону сцены, и в него с разбегу впечатался какой-то нервный франт. Иван ловко подхватил его под локоть, препятствуя падению. Мужчина вскинул беспокойный взгляд на возникшее препятствие и затравленно заозирался.
– Простите, как пройти за кулисы? – спросил Иван по-английски. Собеседник, правда, казался мало вменяемым, но надежда получить ответ на столь простой вопрос еще жила.
– Вы не грек? – как-то радостно спросил, на деле констатируя, странный человек.
– Нет, а что, похож? – удивился Иван.
– Бегите отсюда, пока не поздно! – затараторил, сбиваясь и ломая руки, затравленный собеседник. Фигура его смотрелась сейчас поистине жалко: волосы растрепались и блестели от пота, глаза бегали, руки теребили папку, даже фалды фрака как-то безжизненно обвисли. – Они все здесь ненормальные! Готовы убить чужака просто так! Ксенофобы! – как-то истерично взвизгнул нервный человек. Иван озадаченно посмотрел по сторонам. Что его так напугало?
– Я решительно отказываюсь играть для этих негодяев! – продолжал истерику музыкант. – Пусть выкручиваются как хотят. Пусть отменяют концерт, наконец! – Иван понял, что дело плохо.
– Послушайте, любезный, Вы просто переволновались перед выступлением. Давайте поищем кого-нибудь из администрации, Вам нужно успокоиться. Конечно, концерт госпожи Калагати вещь волнительная, но Вы же мужчина! – Иван уговаривал его как ребенка, волоча под руку в сторону сцены. Марио растерянно мотал головой и упирался.
– Вы не понимаете, они хотят причинить мне вред! Они все меня ненавидят! – плаксиво нудел он.
– Почему Вы так решили? Вам показалось! – Иван внушал Марио спокойствие. Может быть, на самом деле, все не так страшно? Пианист остановился, вздохнул и промямлил:
– Они взъелись на меня из-за ерунды. Они тут все за одно, сообщники!
– И что Вы натворили? – Ивану стало любопытно.
– Я тут на днях в магазине нагрубил одной старухе. Понимаете, она просто под руку попалась, я был зол. Сорвался на нее, а потом ее непутевая родня меня по всему городу преследовала. В воду кинули, чуть не арестовали, заставили мусор из урны подбирать (я ее опрокинул, да). А потом и вовсе из города не выпускали, машину исписали… – Марио нервно тараторил, ощущая, что он, все-таки, не совсем прав. Но иностранец-бородач смотрел на него по-доброму и сокрушенно качал головой.
– Знаете, а Вы неправы. Нехорошо срывать злобу на других. Тем более, на пожилом человеке. Я вполне понимаю этих родственников. Если бы кто-то так поступи с моей бабушкой, я точно бы его нашел. – спокойный тон Ивана ни на минуту не обманул Марио. Ситуация вдруг показалась не такой однозначной. И зачем он накинулся на ту старушку? Лучше бы промолчал, пнул урну, выругался. Она ведь и впрямь не при чем!
Марио вдруг вспомнил свою бабушку. Она жила в пригороде Неаполя, очень гордилась, что ее внук «большой музыкант» (так она и говорила соседкам). В детстве он гостил в ее доме каждое лето. Бабушка пекла по субботам для любимого внучка вкуснейшую кросату. С грушевым варением или с мармеладом. Они пили чай и делились новостями. Орнари уже тогда хотел играть в каком-нибудь оркестре, и вся родня подсмеивалась над непоседливым мальчонкой. Никто не верил в его успех! А бабуля всегда их осаживала, уверяя, что из него выйдет толк.
А ведь эта Папаризу – тоже чья-то бабушка. И, видать, хорошая. Вон как внуки с ней носятся… Почувствовав укол стыда, Марио удивленно посмотрел на Ивана, тот, будто зная ход мыслей собеседника, кивнул.
– Что же мне теперь делать? – почти прошептал пианист.
– Извинитесь. Сразу станет легко. – посоветовал Иван, улыбаясь.
– Но они не простят! Она тоже! Я бы не простил, – задумчиво произнес Марио.