– Что вы имеете в виду? – борясь с головокружением, девушка пыталась угадать настроение мужа.
– Вы прилюдно унизили меня на нашей свадьбе перед всеми родственниками. Теперь вы моя жена, и я больше не позволю меня унижать. Это ясно? – Рич еще крепче сжал пальцы. Пенелопа испугалась, что он их сломает, однако даже не поморщилась, чтобы не доставить ему удовольствия видеть ее боль.
– Ясно, – ответила она, сквозь винный туман вспоминая подробности свадебной церемонии.
На пороге церкви Пенелопа наступила на подол платья и ударилась локтем о купель так сильно, что слезы брызнули из глаз. Собравшиеся имели серьезный торжественный вид, какой обычно принимают на свадьбах. Девушка медленно двигалась в жестком платье, напоминающем гроб, не решаясь повернуть голову из опасения, что накрахмаленный воротник перережет ей шею. При виде членов семьи Сидни у нее перехватило дыхание; среди них был и Филип. Она схватилась за руку Жанны, чтобы не упасть, но потом поняла, что обозналась: это не Филип, а его младший брат Роберт. Пенелопа сделала вид, будто рада его отсутствию, однако почувствовала себя брошенной. Она вызвала в памяти воспоминания о том, как он с ней обошелся, однако все равно не смогла его ненавидеть.
Рич безучастно наблюдал за ее приближением. В углах его рта затаилась презрительная усмешка, словно он испытывал к Пенелопе отвращение; возможно, он просто робел перед лицом будущей супруги и ее влиятельных родственников, в жилах которых течет королевская кровь. Вероятно, ему казалось, что они считают его ниже себя (по правде говоря, так и было). Пенелопа подошла к нему и попыталась улыбнуться, однако во рту пересохло и улыбка получилась неубедительной. Рич сглотнул, видимо, от волнения; девушка посочувствовала ему, но легче ей от этого не стало.
Священник начал службу. Повинуясь его знакам, Пенелопа покорно, словно марионетка, опустилась на колени, потом снова встала. Казалось, будто она присутствует на собственных похоронах. Неужели ей предстоит всю жизнь провести с этим суровым молодым человеком? Девушку охватила паника, точно ее заживо замуровали в склепе.
– Берешь ли ты этого мужчину…
– Я не могу… – Пенелопа шагнула назад, к матери, но увидела ее каменное лицо, рядом – разгневанного Лестера, чуть дальше – Хантингдонов. Граф открыл рот от ужаса, графиня схватилась за голову. Братья и сестра вытаращили глаза от удивления. Гости начали перешептываться – до них потихоньку начало доходить, что происходит. Пенелопа упала на колени перед Лестером и матерью.
– Умоляю, не заставляйте меня… – Девушка собрала всю свою храбрость, поднялась на ноги и объявила: – Я желаю воспользоваться правом отказаться. У меня ведь есть такое право? – На лицах ее родственников отразились разочарование, изумление и гнев.
– Верно ли я понял, что вы отказываетесь брать этого человека в мужья? – осведомился священник, не скрывая нетерпения, словно Пенелопа была капризным ребенком, отнимающим у него время.
– Отказываюсь.
Лестер встал, крепко взял ее за руку и подвел обратно к Ричу, прорычав на ухо:
– Ради бога, девочка, веди себя прилично. С чего ты взяла, будто у тебя есть выбор?
Пенелопа не смела взглянуть на будущего мужа. Ей представились молодые бычки, которых приводят на бойню; сперва они не подозревают, что их ждет, потом чуют в воздухе запах страха, тревожно оглядываются, переступают с ноги на ногу, но ничего не могут изменить.
Так и она: даже если ей удастся отказаться от замужества, что дальше? Семья от нее отречется, королева отлучит от двора.
– Я готова, – сказала она священнику. – Это была минутная слабость. Вступать в брак не всегда легко.
Родственники за ее спиной облегченно вздохнули. Священник откашлялся и повторил слова брачного обета.
Пенелопа открыла рот, чтобы ответить, однако из горла вырвался лишь слабый шепот. Впрочем, священник этим вполне удовлетворился. Девушка вся застыла, словно зимний пруд; где-то глубоко еще теплится жизнь, но туда не добраться. Обручальное кольцо туго сдавило палец, рука налилась свинцом. Наконец Пенелопа собралась с силами и взглянула на супруга. Рич выглядел несправедливо обиженным; щеки его горели от сдерживаемой ярости.
– Не «ясно»! – рявкнул он, вталкивая Пенелопу в спальню. – Не смей так говорить со своим мужем. Твой дерзкий нрав необходимо обуздать. – Он схватил девушку за горло. – «Я глубоко сожалею, милорд»! Ну, говори!
Пенелопа хотела плюнуть ему в лицо, но побоялась, что он ее ударит.
– Говори же!
– Я глубоко сожалею, милорд. – Она преувеличенно улыбнулась, словно актриса, желающая рассмешить публику.