Виктория Холт
Соперница королевы
Престарелая леди из Дрейтон Бассета
Мою вы лютню не вините,
Дерзает вовсе не она,
Уж лучше сразу возложите все на меня,
Мою ведь волю исполняет;
Пусть песни странные играет,
Но ваше сердце задевает
Не по своей вине.
Я не бываю при дворе. Я вообще никуда не выхожу из своего дома в Дрейтон Бассет. Я старею, а престарелым леди позволительно просто сидеть и мечтать. Обо мне говорят: «Она и не думает умирать. Сколько же ей лет? Столько не живут. Похоже, она собирается жить вечно».
Иногда я и сама так думаю. Кто из ныне живущих может припомнить тот ноябрьский день 1558 года, когда умерла королева Мария, прозванная в народе Марией Кровавой? О ее кончине горевали только ее приспешники, не уверенные в своей дальнейшей судьбе. Кто помнит о том, как мою родственницу Елизавету провозгласили королевой Англии? Но в моей памяти эти события запечатлелись так, будто все это происходило только вчера. Мы тогда жили в Германии. Когда Мария взошла на престол, мой отец счел за лучшее бежать из страны, поскольку тем, кто по рождению и религиозной принадлежности был сторонником юной Елизаветы, оставаться в Англии стало опасно.
Будучи чрезвычайно набожным, отец тут же созвал нас всех и заставил преклонить колени в благодарственной молитве. Моя мать приходилась Елизавете кузиной, поэтому новое правление сулило семье немалые блага.
Мне тогда едва исполнилось семнадцать лет. Я была наслышана о Елизавете и ее матери, королеве Анне Болейн. В конце концов, мать моей матери звали Марией Болейн и она являлась сестрой Анны. Истории о нашей великолепной и удивительной родственнице Анне давно уже стали частью семейных преданий. Увидев Елизавету, я поняла, что такое истинное великолепие, ведь она обладала им сполна. Она была совсем не похожа на свою мать, но сомневаться в силе ее личности не приходилось. Елизавета была наделена и другими качествами. Уж она-тоникогда не стала бы жертвой палача. Для этого она была слишком умна. С ранней юности она продемонстрировала свою способность к выживанию. Но, несмотря на кокетство и ослепительные украшения, подчеркивающие ее красоту, ей недоставало притягательной силы, присущей ее матери, а также моей бабушке, Марии Болейн, у которой, впрочем, хватило здравого смысла удовольствоваться ролью королевской любовницы и не претендовать на корону. Если же я намерена сделать свое повествование максимально правдивым, я должна не отдавать дань ложной скромности, а честно признать, что я унаследовала эту притягательную силу от своей бабушки. Елизавете предстояло об этом узнать, потому что от нее мало что могло укрыться, и она возненавидела меня за это.
Взойдя на престол, она была исполнена благих намерений и, следует признать, стремилась к их осуществлению. В жизни Елизаветы существовал лишь один роман — роман с короной. Впрочем, она позволяла себе легкий флирт, поскольку ей всегда нравилось играть с огнем. Но уже в первый год правления она так сильно обожглась, что, судя по всему, твердо решила, что это никогда больше не повторится. Она дала себе зарок не изменять своей самой большой любви — великолепному и сверкающему символу власти — королевской короне.
Мне никогда не удавалось удержаться, даже во время самых страстных свиданий, которых было немало, я поддразнивала Роберта язвительными замечаниями. Это неизменно вызывало у него яростное возмущение, но меня утешало сознание того, что я занимаю в его жизни более важное место, чем она. Если не считать ее короны, разумеется.
Мы, все трое, бросали вызов судьбе. На подмостках жизни неизменно блистали две самые великолепные фигуры своего времени. Они внушали всем окружающим благоговейный ужас, в то время как я, неизменный участник этого трио, по большей части оставалась в тени их жизни. Все же мне всегда удавалось найти способ напомнить о себе королеве. Как бы Елизавета ни пыталась, ей не удавалось забыть о моем присутствии. Постепенно я осталась единственной женщиной, возбуждающей ненависть и всепоглощающую ревность Елизаветы. Она хотела, чтобы Роберт принадлежал ей, а он предпочел меня… причем он сам сделал свой выбор. Мы все знали, что, хотя она могла бы вручить ему корону, в которую он был влюблен так же сильно, как и Елизавета, именно я была его любимой женщиной.
Во сне я часто возвращаюсь в те дни. Я чувствую, как меня опять охватывает волнение и ликование. Я забываю о наступившей старости. Мною опять овладевает желание заняться любовью с Робертом и сразиться с Елизаветой.
Но они уже давно в могиле, а я все живу.
Единственное, чем я утешаюсь, это воспоминаниями о прошлом. Я вновь и вновь проживаю яркие мгновения своей жизни. Иногда я и сама не могу понять, что я придумала, а что случилось на самом деле. Я давно уже покаялась и исправилась. Теперь я настоящая помещица. Некоторые, прожив жизнь подобную моей, уходят в монастырь и по двадцать раз в день молят Бога о прощении в надежде на то, что их запоздалое благочестие обеспечит им место на Небесах. Я посвятила себя добрым делам. Я настоящая благодетельница. Мои дети умирают, а я живу. И еще я решила, что опишу все события в том порядке, в котором они происходили, и это лучше всего остального позволит мне прожить мою жизнь заново.
Я буду стремиться к максимальной честности, потому что только так я смогу вернуться в свое прошлое. Я попытаюсь представить нашу великолепную троицу так, как она представала взорам современников. Двое других участников нашего треугольника так ярко сверкали по обе стороны от меня, что временами совершенно ослепляли наблюдателей. Но, несмотря на всю их власть, я была важна для них не меньше, чем они для меня. Какие эмоции сотрясали наш треугольник! Любовь Роберта сделала меня соперницей королевы. Ненависть королевы ко мне проистекала из ее ревности и осознания того факта, что я, а не она, могу доставить ему высшее наслаждение, доступное человеку. Временами она становилась жертвой припадков ярости, заслонявших от нее все ее преимущество передо мной. Как же она меня презирала! Она даже придумала мне кличку Волчица, которую остальные придворные повторяли исключительно из желания угодить ей. Тем не менее из всех окружавших ее женщин только мне было суждено доставить ей столько страданий и мук ревности. И только она стоила мне так дорого. Наши интересы пересеклись, и преимущество было на ее стороне. Ее власть конкурировала с моей красотой. А Роберт, будучи Робертом, метался между нами, пытаясь поочередно угодить нам обеим.
Быть может, именно она одержала победу. Кто знает? Теперь я уже ни в чем не уверена. Я отняла его у нее, но затем она отняла его у меня, а смерть посмеялась над нами обеими. Она жестоко мне отомстила, но, несмотря на мою старость, во мне все еще достаточно страсти и огня, чтобы рассказать нашу историю. Я хочу поверить в то, что все было именно так, и не иначе. Я хочу рассказать правду о себе… о королеве и о двух мужчинах, которых мы обе любили.
Ссылка
В то время как город усеян виселицами, а головы лучших мужей королевства украшают общественные собрания, принцесса Елизавета, которую неизбежно постигла бы та же участь, лежит в семи или восьми милях отсюда. Ее тело так раздуто и обезображено, что никто не сомневается в ее скорой кончине.
Я родилась в 1541 году, через пять лет после казни матери Елизаветы. Самой Елизавете в то время было восемь лет. В том году король женился на другой моей родственнице, Катерине Ховард. Год спустя беднягу постигла участь Анны Болейн. По приказу короля Катерину также обезглавили.
При крещении мне дали имя Летиция, в честь бабушки по отцовской линии, но дома меня всегда называли Леттис. У меня было семь братьев и три сестры, но недостатка в родительской ласке и заботе мы не испытывали. Иногда родители демонстрировали строгость, но нам всегда напоминали, что это делается исключительно ради нашего же блага.
Первые годы своей жизни я провела в нашем загородном доме в Ротерфилд Грейс, который король закрепил за отцом за три года до моего рождения в знак благодарности за верную службу. Имение досталось отцу в наследство, но король имел обыкновение реквизировать любой понравившийся ему особняк. Хэмптон-Корт служил ярким примером королевской скаредности, поэтому было отрадно осознавать, что Генрих признал право моего отца на свою собственность.