И вдруг он разжал руки, отступил на шаг, глядя куда-то поверх моего плеча. Ничего не понимая, с трудом возвращаясь в реальность, я дернулась назад. В нескольких шагах от нас безмолвно, словно застывшая статуя богини мщения, стояла Стефания.
— Становится прохладно, возвращайтесь в зал, — отчеканила она.
И мы понуро двинулись обратно к освещенному огнями ресторану. У входа она, пропустив Эда вперед, задержала меня и, яростно глядя прямо в глаза, выплюнула в лицо:
— Алена, эти услуги в ваши обязанности не входят. — И окинула этаким презрительным взглядом, как ледяной водой окатила. — Вам за них не доплачивали. Я доходчиво объяснила?
А затем как ни в чем не бывало прошествовала к столику. Злобная, самовлюбленная, эгоистичная тварь! Внутри у меня все кипело и булькало, так и хотелось догнать ее, дернуть за руку, чтобы клацнули ее отбеленные зубы, и рявкнуть: «Ты что себе позволяешь, гадина?» Пусть в глотку себе засунет свои вонючие деньги! Думает, я дешевая шлюха и она меня купила с потрохами? Да просто завидует, старая потасканная карга, завидует тому, что я молодая, красивая, что нравлюсь мужчинам не за бабло и статус, а просто так.
Я несколько раз глубоко вдохнула. Что делать, на чувство собственного достоинства я пока не заработала.
Остаток вечера обстановка за столом была напряженной. Эд угрюмо смотрел в тарелку, изредка бросая на мать выразительные взгляды. Та, подчеркнуто ничего не замечая, увлеченно расправлялась с приготовленным на пару лососем. Я сидела молча, скромно потупившись, чтобы продемонстрировать, что осознала ошибки и впредь обязуюсь. Голубчик безуспешно пытался растормошить нас, рассказывая забавные истории из жизни честных катал. Оратор он был, безусловно, великолепный, повествовал артистично, красиво, вовремя делая паузы и вворачивая точные хлесткие замечания. Однако в этот раз оценить его искусство оказалось некому, Стефания лишь пару раз сдержанно улыбнулась.
Меж тем подошло время обещанной шоу-программы. На сиявшую ослепительными огнями сцену поднялся конферансье в длиннохвостом фраке и с неприятными бегающими влажными глазами. Он интимно погладил ладонью микрофон, раззявил пасть в приветливой улыбке и заговорил о том, как рад видеть дорогих гостей «Михаила Лермонтова».
— А сейчас перед вами выступит блистательная Натали! — объявил он.
Жующие посетители приветствовали объявленную певицу жидкими аплодисментами. На сцену плавно выступила круглолицая, с ярко напомаженными пухлыми щеками певица в атласном, расшитом пайетками сарафане. Украшенный стразами кокошник венчал ее перевитую увесистыми золотыми косами голову, и я немедленно узнала сердитую тетку-соседку. Музыкальные инструменты тихо зазвенели, и Наталья, поведя полными плечами, запела:
— Однажды морем я плыла на пароходе том. Погода чудная была, но вдруг начался шторм.
Голос артистки, мягкий и грудной, струился по обеденному залу. Она медленно двигалась по сцене, делая плавные жесты руками. Посетители ресторана не особенно внимательно вслушивались в игривые слова песни, лишь, когда Наталья пропела про «все, что с детства берегла, ему я отдала», за одним из ближайших к сцене столов загоготала развеселая компания пузатых мужичков в ярких пиджаках.
— Хорошо поет, правда? — спросил Голубчик, кивнув в сторону сцены. — Я дал администратору указание приглашать артистов только с консерваторским образованием, чтобы не травмировать твой профессиональный слух. Может, это и обошлось немного дороже и на некоторые уступки пришлось пойти — к примеру, эта дама настаивала, что хочет непременно ехать с мужем, пришлось выделить им двухместную каюту, — но зато качество шоу-программы куда выше, чем обычно принято в России.
Стефания, с первыми аккордами песни как-то странно побледневшая, тихо отозвалась:
— Да, неплохой голос, приятный. Классическая школа чувствуется.
Натали между тем спустилась со сцены и двинулась между столиками, продолжая петь и расточать клиентам заведения ослепительные улыбки. Посетители, не отрываясь от тарелок, продолжая жевать, совали ей мятые купюры. Натали принимала деньги с королевским достоинством и ловко прятала куда-то в складки концертного платья.
— Эд, пожалуйста, передай ей чаевые, — Стефания протянула сыну купюру.
Тот, все еще обозленный на мать, неохотно взял деньги и, дождавшись, когда певица поравняется со столиком, протянул ей. Женщина, приняв деньги и мельком посмотрев на сидящих, двинулась дальше по залу, продолжая петь: