— Да ну, — хохотнула я. — Ты тоже ничего, прямо-таки статуя Давида.
Он взглянул на часы — «Радо», успела отметить я, — поморщился с досадой.
— Половина девятого. Черт! Мне нужно идти.
— Половина девятого? Потрясающее совпадение, и мне нужно идти!
— А тебе куда? — заинтересовался он.
— В ресторан на нижней палубе. Меня там ждут…
— «Волжские просторы», — радостно подхватил он. — И мне туда же! Здорово! Тогда я смогу тебя проводить.
— А синьора не заругает, если увидит нас вместе?
Он потер пальцем переносицу.
— Не думаю. Почему она должна ругаться?
— Свободных нравов, значит? — усмехнулась я. — Ну смотри, если что, я прикинусь веником, мол, я тебя знать не знаю.
— Веником? — снова вылупился он. — Это… Чем подметают?
Я расхохоталась:
— Блин! Какой же ты смешной, сил нет! Ладно, пошли, а то опоздаем.
Он церемонно взял меня под руку, притиснув локоть к горячему — даже сквозь футболку чувствовался жар — подтянутому торсу, и мы прошествовали к лестнице наверх. Два сапога пара — юный альфонс и охотница на подходящего папика.
3
Золоченые двери распахнулись, и мы попали в просторный зал, ослеплявший сиянием хрустальных плафонов под потолком, натертым паркетом и лакированными деревянными стенными панелями, которые украшали черно-красно-золотые росписи под хохлому. Вокруг столиков сновали официанты в косоворотках и официантки в сарафанах до полу. Я невольно покосилась на их ноги — не в лаптях ли барышни для большей аутентичности, — но нет, в области ступней фольклор заканчивался, уступая место современным шпилькам.
— Ты чего остановилась? — спросил Эд. — Любуешься… обстановкой?
— Шутишь? Да я отсюда не вылезаю, — фыркнула я. — Ладно, пока, меня вон уже ждут.
Я увидела за одним из дальних столиков римский профиль Голубчика и обтянутое темно-бордовым шелком плечо его спутницы, невидимой из-за выглаженной спины как раз склонившегося над столом официанта. Я направилась к ним, официант отступил чуть в сторону, и Эд, все еще маячивший за спиной, удивленно произнес:
— О, да нам, кажется, снова вместе.
И верно, теперь и я узнала в соседке Анатолия Марковича ту надменную иностранку с пристани. Сейчас я смогла разглядеть ее лучше — темно-каштановые, тяжелые и блестящие волосы обрамляли властное лицо, очень ухоженное, гладкое и все же тронутое сетью мелких морщин в уголках глаз и у рта. Живые цепкие ее глаза, черные и быстрые, с какой-то цыганской сумасшедшинкой, смотрели на собеседника прямо и без улыбки — синьора явно не утруждала себя изображением доброжелательности или любезности. Плавные мягкие движения, в грации которых было что-то от матерой хищной кошки, и умело подобранное платье скрадывали некоторую полноту. При искусственном свете старой грымзе можно дать и тридцать пять.
Переведя взгляд на Голубчика, я сразу же осознала тщетность своих девичьих мечтаний о привлекательном моложавом миллионере. Тут невооруженным глазом видно, кто из присутствующих дам и в самом деле представляет для него интерес. Он не то чтобы пожирал глазами итальянку, нет, наоборот, сидел откинувшись в кресле с равнодушно-доброжелательным видом, только вот видно было, как из-под тяжелых полуопущенных век он ловит каждое малейшее ее движение, каждый поворот головы, чтобы предупредить, предвосхитить любое ее неудовольствие или желание.
«И отчего это порядочные мужики вечно западают на каких-то престарелых стерв!» — с досадой подумала я, в то же время цепляя на лицо открытую приветственную улыбку.
Пафосная карга между тем, не повышая голоса, отчитывала мальчишку-официанта:
— Молодой человек, вы напрасно храните вино в холодильнике. Это ошибка. Вино следует подавать комнатной температуры.
На беднягу жалко было смотреть, он кряхтел и бледнел под уничтожающим взглядом Голубчика. Тот же, тронув запястье гостьи своей широкой, по-мужски красивой ладонью, проговорил:
— Извини, друг мой, сегодня придется ужинать здесь. Лучший ресторан, на верхней палубе, откроется только завтра.
— Ерунда, — милостиво улыбнулась она, продемонстрировав нехилое знание русского языка и ряд белоснежных зубов.
Что-то я совсем уже перестала понимать, для какой такой иностранки меня сюда пригласили.
— Добрый вечер! — гаркнула я, чтобы привлечь наконец внимание занятых друг другом небожителей к своей скромной персоне.
— Привет, мам. Здравствуйте, Анатолий! — заговорил вслед за мной Эд.