Но Дэна и сама мисс Бригмор никогда не могла понять, он даже ребенком был не похож на остальных. Дэн рос упрямым, задиристым мальчишкой. С возрастом характер ничуть не изменился, и его отцу было это слишком хорошо известно. Мисс Бригмор все больше и больше раздражало присутствие Дэна, когда тот приезжал в поместье. Он приобрел привычку втягивать ее в споры о классовых отношениях и условиях жизни в обществе… Дэн все допытывался, почему на железной дороге существует дискриминация: кто-то путешествует «первым» классом, кто-то «вторым», а большинство должно довольствоваться «третьим». Некоторые купе не подходят даже для перевозки скота. Ему самому приходилось по дороге из Манчестера трястись восемь часов на жестких деревянных сиденьях, да еще в жутком холоде. И почему один человек должен приподнимать шляпу и обращаться к другому «сэр» лишь из-за того, что кто-то приехал в экипаже, а кто-то выдвигал для него подножку или придерживал под уздцы его лошадь? Все в обществе устроено неправильно, и богатство распределено тоже несправедливо.
Мисс Бригмор считала, что если Дэн не придержит язык, то окажется в большой беде, и весьма скоро. Но мысленно оглядываясь назад, она вспоминала, что когда-то находила юношу интересным собеседником благодаря его живому, пытливому уму. И все же мысли надо держать под контролем, особенно когда радикальные идеи имеют на них такое воздействие.
С тех пор, как умерла Матильда, мисс Бригмор подумывала, что с радостью перестала бы общаться с семьей Беншемов, вернулась в коттедж и поживала бы себе тихо и спокойно. Но эту мысль всегда отгоняла другая: поступить так — значит, проявить черную неблагодарность. В любом случае, это было бы невозможно из-за договоренности с Гарри Беншемом, который при всей своей щедрости вытянул из нее обещание помочь управлять в поместье до тех пор, пока в этом будет необходимость.
Неожиданный приезд кого-то из членов семьи стал уже привычным явлением. Поэтому воскресным утром в конце сентября, когда мисс Бригмор вошла в дом, то совсем не удивилась, увидев спускавшуюся по лестнице Кэти. Она тепло поздоровалась с девушкой, забыв даже поблагодарить Армстронга, который помог ей снять накидку.
— Должно быть, вы приехали очень поздно? — спросила мисс Бригмор, поспешив навстречу Кэти. — Я вчера не уходила до семи вечера.
— А мы явились около девяти. Как вы себя чувствуете?
Они направлялись к столовой.
— Очень хорошо, а вы?
— О, прекрасно.
Мисс Бригмор, поглядев на девушку, признала, что вид у нее действительно цветущий. Щеки румяные, цвет лица свежий, яркие глаза, блестящие волосы, не убранные в прическу. Она такая же, как всегда, только поведение изменилось. В нем чувствовался какой-то скрытый вызов, словно они поссорились, а теперь из вежливости делают вид, будто ничего не произошло.
— Отец с вами приехал?
— Нет.
Они вошли в столовую, где Брукс в этот момент ставил на буфет большое накрытое блюдо. Повернувшись к ним, он поздоровался:
— Доброе утро, мисс Кэти… Доброе утро, мисс.
Последнее приветствие предназначалось для мисс Бригмор, и она вежливо ответила:
— Доброе утро, Брукс.
Кэти оставила слова дворецкого без ответа, что, по мнению Бриджи, характеризовало девушку не с лучшей стороны, но зато вполне гармонировало с ее новой манерой поведения.
— Не хотите ли позавтракать, мисс?
— Нет, спасибо, Брукс. — Мисс Бригмор опустилась в большое кресло во главе стола, а Кэти села справа от нее.
— Мальчики тоже приехали?
— Нет, не приехали, знаете ли, суббота — рабочий день. — Это прозвучало так, словно Кэти подчеркивала, что большинству людей приходится работать по субботам, и мисс Бригмор пора бы знать об этом.
— Вы путешествовали не в одиночку?
Мисс Бригмор с полуоткрытым ртом ждала ответа. Но Кэти не торопилась, поскольку сейчас Брукс как раз ставил перед ней тарелку, на которой располагались два ломтика поджаренного бекона, яйцо и почки.
— Этого достаточно, мисс Кэти? — поинтересовался он.
— Да, вполне, спасибо, Брукс, как раз то, чего мне хотелось.
Дворецкий вернулся к буфету и поднял накрытое блюдо.
— Но вы ведь не ехали одна? — снова спросила мисс Бригмор.
— Нет, Бриджи, я ехала не одна, а с Вилли.
Дворецкий направился к выходу, и мисс Бригмор, дождавшись, пока за ним закроется дверь, произнесла:
— В самом деле!
— Да, Бриджи, в самом деле, я действительно ехала вместе с Вилли. — Кэти проглотила кусок бекона, затем искоса взглянула на собеседницу: — Ужасно, правда? Я провела восемь часов в обществе сына дворецкого, нет, почти десять.
Мисс Бригмор проглотила комок в горле и, наконец, сухо проговорила:
— Не знаю, что вы пытаетесь доказать, Кэти, но могу сказать вам только одно — если вы сами не смущаетесь, то ставите в затруднительное положение других, и Брукса в том числе.
— Брукса? — Кэти расхохоталась. — Я смущаю Брукса тем, что путешествую с его сыном? Вы не знаете Брукса, Бриджи, и никогда не знали.
Мисс Бригмор отодвинулась к спинке кресла и, напряженно выпрямившись, несколько секунд молча взирала на Кэти.
— Я начинаю думать, что не знаю вас и никогда не знала.
— Вполне может быть. — Это было произнесено ровным, обычным тоном. А затем тон переменился, словно порыв холодного ветра распахнул окно. Голос Кэти зазвучал грубо и резко, как у простолюдинки. — Вы всю жизнь прожили в коконе, Бриджи, как и те, кто жил до нас в этом доме, вы наполовину мертвы, потому что не знаете, что происходит в мире. Меня и всю семью спасло то, что мы родились в Манчестере, и неразрывные нити — неплохая игра слов, правда? — наши хлопчатобумажные нити привязали нас к этому городу. Вас вот шокировала моя поездка вместе с сыном дворецкого, но вы бы нисколько не возражали, если бы на его месте оказался мистер Пэт Ферье, верно? До смерти мамы я провела с ним целый день, и никто не поседел по этому поводу, но с Вилли, которого я знаю всю жизнь — это считается неподобающим поведением…
Ее тирада закончилась так же неожиданно, как и началась. Сразу переменившись, Кэти схватила мисс Бригмор за руку и теперь уже мягким тоном проговорила:
— Ой, простите, простите, Бриджи. Пожалуйста, не сердитесь. Я… я так многим вам обязана, мы все обязаны. Просто дело в том, что… — она покачала головой из стороны в сторону. — Как будто существуют два разных мира — в этом доме… и в манчестерском. Там всего четверо слуг и там уютнее. Не могу объяснить, отчего.
Наступила тишина. Мисс Бригмор смотрела прямо перед собой. Наконец Кэти прервала возникшую паузу и тихим голосом сбивчиво заговорила:
— До того, как умерла мама, у меня иногда бывало такое состояние — я думала, что несчастна, а потом… потом уверяла себя: это не так, ведь у меня есть все для счастья, и тогда снова начинала смеяться и восхищалась нарядами, лошадьми. И, наконец, когда мистер Пэт Ферье стал уделять мне внимание, не только в этом году, но еще в прошлом — я сказала себе, что это как раз то, чего я хотела. Однако после маминой смерти все переменилось, как будто бы опустился занавес, спектакль закончился, и мне надо было вернуться со сцены в реальную жизнь. Я… я знаю, что ужасно с вами обращалась в последнее время. Как мне еще объяснить?..
— Не стоит, Кэти. — Глубокая обида прозвучала в голосе мисс Бригмор, когда она поднималась с места.
— Но я должна! — воскликнула Кэти, схватив ее за руку. — Я должна. Вы как бы олицетворяете другую, вторую половину меня, облагороженную. Да, да, во мне это есть — и вкус к изящной жизни, к хорошим книгам, искусству, ко всему, к чему должна стремиться молодая леди, что ей необходимо. Но, Бриджи, вам пришлось заниматься очень неблагодарным трудом — нашим воспитанием. Мы уже сформировались к тому времени, и даже тогда рядом всегда были мама и папа, и они указывали нам, откуда наши корни. Разве вы не понимаете, Бриджи? Знаете, Дэн только недавно сказал, что Джонни — единственный, с кем вы преуспели. Джон ведет себя, как джентльмен, и ощущает себя настоящим джентльменом, он одинаков со всеми и в любой компании. А я — нет, и Дэнни тоже. Но… но мы не обвиняем вас и любим ничуть не меньше, просто вы не знаете окружающего мира, не подозреваете, сколько в нем грубости и хаоса. Вы стараетесь не замечать этого, как не замечают что-то неприятное, да, Бриджи, это так.