Разумеется, так же поступал он и после того, как вышел в большую жизнь. До недавних пор он покровительствовал гейше Рикидзи из дома «Минатоя», но двигала им отнюдь не плотская страсть или сердечная привязанность, а то, что следовало бы назвать честолюбием современного джентльмена. Рикидзи в мире гейш пользовалась уважением, здесь по сей день при случае вспоминали, что в прежние годы у нее был роман с князем Ито Сюмпо.[12] С тех самых пор Рикидзи держалась так, словно в одно мгновение превратилась в благородную даму. Она вдруг начала брать уроки чайной церемонии, игры на старинном музыкальном инструменте кото и даже каллиграфии. Ёсиока же в последнее время приобрел известность в качестве молодого коммерческого директора крупной компании. Ему пришлось бы нести одни и те же расходы, независимо от утонченности гейши, взятой им под патронаж, или от степени близости отношений. А раз так — отчего было не попробовать поразить людей? Пусть бы газета «Мияко» написала про его роман! Вот для этого он пустился ухаживать за гейшей Рикидзи без особенной надежды на успех. Подействовало ли его мужское обаяние или то, что он легко расставался с деньгами, но так или иначе, вопреки молве о недоступности Рикидзи, она неожиданно сдалась. Однако, будучи тремя годами старше Ёсиоки, она выглядела безупречно, лишь когда в кимоно с гербами и белым воротником выходила к гостям. А в будничной обстановке, когда она была без грима, мелкие морщинки у глаз и потемневшие веки, широкий лоб и слишком большой рот выдавали в ней просто женщину средних лет с дурным нравом.
Ёсиока в отношениях с Рикидзи с самого начала почему-то оказался на вторых ролях и не мог вести себя непринужденно, хоть и считался её патроном. Порой он не мог удержаться от мысли, что его дурачат, держат за какого-то юнца. А иногда ему мечталось о женщине более молодой, страстной, полностью отдающей себя во власть мужчины. Словом, не зря он никак не мог порвать с дешево доставшейся ему бывшей служанкой, а ныне хозяйкой дома свиданий «Мурасаки» в Хаматё.
Когда же он случайно встретил вновь Комаё, с которой был близок в студенческие годы, то отношения с ней складывались именно так, как ему хотелось, и он чувствовал себя совершенно естественно. Поскольку они были знакомы давно, с ней не нужно было думать, что говорить и что делать. К тому же она была в расцвете зрелой женской красоты, привлекательна, и появление с ней на людях не могло нанести урона его репутации. Ёсиока решил выкупить Комаё, сделать своей содержанкой и, построив в Камакура виллу — в последнее время это стало его мечтой, — поселить её там и наезжать по выходным, чтобы отдохнуть и развлечься.
Ёсиока был уверен, что, когда он скажет: «Я возведу для тебя виллу, устрою пышный праздник по случаю твоего ухода из гейш и торжественно приму тебя под свое покровительство», — Комаё согласится сразу и не раздумывая. К его удивлению, определенного ответа она не дала, и он был взбешен так, словно его оскорбили. Более того, он впал в отчаяние, как будто потерял самое дорогое. Почему же все-таки она не хочет его слушать? Он решил попробовать уяснить себе её женскую логику, и если препятствие серьезно, то у него, в конце концов, тоже есть мужская гордость — тогда он окончательно с ней порвет. Но несмотря на такое решение, когда он смотрел на неё, какой она была сегодня здесь, перед глазами: с обворожительно растрепавшейся прической марумагэ — совсем не как у гейши, в кимоно, небрежно запахнутом и подхваченном тонким пояском, — он чувствовал, что все еще лелеет мысль о том, чтобы она принадлежала ему и жила на вилле.
Ёсиока и правда не мог устоять — хороша, до чего же хороша была эта её прическа марумагэ. Уже четвертый или пятый раз Комаё приходила к нему на свидание, запросто уложив волосы в узел марумагэ и подобрав полы кимоно выше обычного, — она говорила, что навещала кого-то в больнице. В этом облике она совсем не похожа была на гейш, с их волочащимися полами кимоно, с их традиционными прическами цубуси или итёгаэси. Он увидел её в новом свете, и чем-то она напомнила ему актрису Каваи, играющую в современных постановках. В ней было нечто совсем особенное, свежее, неизведанное им ни с Рикидзи, гейшей до кончиков ногтей, ни с хозяйкой дома «Мурасаки», грузной и временами до отвращения неприбранной женщиной. С тех пор, как к нему пришло это чувство новизны, он вдруг захотел, чтобы Комаё была с ним всегда именно такой, какой она была теперь, именно в этом облике. Подавить это желание ему с каждой встречей становилось все труднее.
Все это лето Ёсиока работал, зато теперь, в начале осени, взял неделю, чтобы спокойно отдохнуть; он горел желанием в этот раз непременно одержать над ней верх и уговорить. Он счел, что для этой цели вилла «Три весны» подходит гораздо лучше, чем курорты на горячих источниках Хаконэ или Сюдзэндзи, поскольку на вилле они с Комаё будут наедине, поставлены лицом к лицу и ничто не сможет отвлечь или помешать. Однако уже на третье утро из Токио позвонил Эда — что-то там случилось в связи с продажей акций, и Ёсиоке непременно понадобилось на время съездить в город. К вечеру, однако, пусть и поздно, он собирался вернуться. Условившись, что Комаё позовет на это время для компании хотя бы знакомых гейш и будет его ждать, он уехал, а предварительно договорился о визите Ханаскэ из дома Дзюкити и еще одной гейши из чужого заведения, Тиёмацу.
Когда Комаё одна вернулась в комнату, она обессилено опустилась на татами и разрыдалась, уткнувшись лицом в пол. Нервы её были на пределе, она и сама не понимала, что с ней. Все эти два дня и две ночи, как бы ни хотелось ей убежать от его неотступных уговоров и надоедливых увещеваний, бежать было некуда, и больше она уже не в силах была заботиться о его чувствах и настроении. Она слишком устала, голова раскалывалась от боли. Стоило подумать о том, что её ждет, останься она здесь еще на два или три дня, как вилла «Три весны», выбранная по её же рекомендации, показалась ей сущей тюрьмой.
Откуда-то послышалось петушиное пение. Для Комаё оно прозвучало внезапным напоминанием о провинции, и в душе сразу поднялось все то, что она когда-то испытала в далекой глубинке, в провинции Акита: горечь, тоска, страх. Вслед за петухами закричали вороны. У края террасы тихонько и неумолчно звенели насекомые. Комаё почувствовала, что больше она не в состоянии это выносить. Казалось, еще немного она пробудет здесь, в этой спячке, и уже никогда не сможет вернуться обратно в Симбаси. И почему ей чудилось, что в Симбаси так уютно и безопасно? Но только Комаё вдруг решила бежать из этого дома. Она уже ничего больше не соображала и, не зная дороги никуда, кроме туалета, выскочила в коридор как была, подпоясанная лишь узким пояском.
В коридоре она нежданно столкнулась с красивым молодым человеком в банном кимоно и с круглым веером в руке. Молодой человек удивился еще более самой Комаё, поскольку, кажется, считал, что находится в доме один, и обходил комнату за комнатой, как подрядчик на строительстве. Ему было двадцать семь или двадцать восемь лет, и по подведенным тушью выбритым бровям, короткой стрижке гобугари, а также среднему росту и телосложению в нем сразу можно было угадать актера. Это был Сэгава Исси, известный актер театра Кабуки, исполняющий женские роли.
— Ах, неужели это вы, братец!
— Комаё-сан! Ну и шуточки! Так и напугать можно! — Исси, словно желая сдержать сердцебиение, приложил руку к груди и издал громкий вздох — мол, наконец-то успокоился.
Когда в ранней юности Комаё была гейшей-ученицей в Симбаси, она знала Исси по общим урокам танца у наставницы Ханаяги. В то время Исси был всего лишь юнцом и проходил азы обучения ремеслу. Возобновив свою карьеру, Комаё этой весной навестила его гримерную во время представления гейш Симбаси в здании театра Кабуки. За то время, что они не виделись, он стал уже опытным и известным актером, большинство гейш величали его старшим братцем.
Комаё, которая в отчаянии кинулась из дома не разбирая дороги, в одном лишь спальном кимоно, при виде Исси внезапно пережила тот же прилив родственных чувств, какой бывает в чужих краях от неожиданной встречи с земляком. Охватившее её здесь одиночество показалось вдруг не таким уж страшным, и сердце вновь обрело опору. От избытка чувств она чуть не бросилась к нему на грудь:
12