Капли пота стекали по шее. Я выудила футболку из груды белья на полу. В наушниках играла музыка. Я выбежала на тропинку, стараясь не жмуриться. Отец терпеть не мог, когда я бегаю в одиночестве. Его жутко раздражало, что мои пробежки проходят в тихом, безлюдном месте. Его голос эхом отдавался в голове: «Смотри, куда бежишь, и береги себя!».
Он даже заказал мне партию беговых шортов с кобурой для пистолета на спине, но я отказалась их носить. Если он хочет, чтобы я привлекала к себе как можно меньше внимания, то это явно была плохая идея.
Он ответил, что, если я буду бегать в белье, рано или поздно найдется кто-нибудь, кто среагирует на это как на красную тряпку. И тогда мне придется постоять за себя. То есть причинить вред другим людям. А я терпеть этого не могу.
Вообще-то, я не бегаю в белье. Что такого в беговых шортах из спандекса и спортивном топике? Тем не менее вид у меня был довольно вызывающий.
Поэтому мы пошли на компромисс. Отец дал мне специальный браслет, в котором были спрятаны маленький карманный нож и перцовый баллончик. Выглядел он довольно убого. Зато отец был спокоен, пока я его носила. А мне было несложно надевать его на пробежки.
Я внимательно смотрела на тропинку перед собой – папа плохого не посоветует – и заметила девушку. Она стояла между тропинкой и прудом и смотрела на воду. Плотно сжав губы, она шмыгнула носом. Тут я заметила, что у нее дрожит подбородок. Замедляясь и переходя на шаг, я окинула ее взглядом. Одета она была почти так же, как и я: шорты для бега и спортивный лифчик. И, насколько я могла заметить, она не была травмирована. Вокруг больше не было ни бегунов, ни других людей. Она просто стояла и, прищурившись, смотрела на легкую рябь на воде.
– Хорошая музыка, – воскликнула я, услышав, что играет у нее в плеере.
Она резко обернулась и вытерла пальцем слезинку в уголке глаза.
– Что-что? – она вынула из ушей наушники.
– Хорошая музыка, говорю, – повторила я.
Из ее наушников доносилась Paradise City Guns N’ Roses.
Она усмехнулась, и на заплаканном лице появилась легкая улыбка.
– Люблю старый рок.
Она протянула мне руку.
– Привет, я Тэйт.
– Очень приятно, Фэллон.
Я ответила на рукопожатие.
Она кивнула и отвернулась в сторону, пытаясь незаметно вытереть остатки слез.
Тэйт. Подождите-ка… светлые волосы, длинные ноги, большая грудь…
– Ты Татум Брандт, – вспомнила я. – Ты из Шелбернской школы?
– Да.
Она обернула провод от наушников вокруг шеи, чтобы не уронить их.
– Извини, я тебя не помню.
– Все нормально. Я проучилась там всего два года и перевелась в другую школу.
– А куда?
Она смотрела прямо в глаза, когда говорила со мной.
– В интернат на востоке отсюда.
Она подняла брови.
– Интернат? И как он тебе?
– Он католический. Насквозь католический.
Она покачала головой и улыбнулась, будто с трудом могла поверить моим словам. Или, может, ей казалось, что это нелепо. Словно в ее мире люди не сплавляют ненужных им детей в интернаты? Нет? Вот это действительно странно.
Легкий ветерок гонял листья по тропинке, приятно обдувая тело, изнывающее от жары.
– Значит, ты приехала сюда на лето? Или на совсем? – спросила Тэйт, опускаясь на траву и поднимая глаза на меня. Мне идея понравилась, и я уселась рядом.
– Нет, всего на недельку. Потом поеду в Чикаго, мой колледж там неподалеку. А ты?
Она опустила глаза, и улыбка исчезла с ее лица.
– Я собиралась в Колумбию. Но уже не получится.
– Почему? Это же отличная школа. Я бы тоже туда подалась, но отец не хочет, чтобы я училась рядом с Бостоном. Он говорит: чем дальше я буду находиться от него, тем это безопаснее.
– У моего отца тоже… проблемы.
Она оперлась на локти и продолжила смотреть на пруд. Я видела, что ее ресницы до сих пор влажные.
– Причем, видимо, уже давно. Думаю, стоит держаться поближе к дому.
– Наверно, сложно отказаться от мечты поступить в Колумбию, – предположила я.
Она выпятила нижнюю губу и покачала головой.
– Я стараюсь об этом не думать. Когда в тебе нуждается кто-то, кого ты любишь, остальное не имеет смысла. Жаль только, что он не рассказал мне раньше. У него было целых два сердечных приступа, а я узнала о них, только когда случайно наткнулась на больничные счета. Он не хотел, чтобы я их видела.
Она вела себя так, будто у нее не было выбора. Как будто это просто. Мой папа болен. Значит, я остаюсь. Я завидовала ее решительности.
– Прости, я не знала.
Улыбнувшись, она выпрямила спину и потянулась.
– Надеюсь, ты еще не жалеешь, что остановилась поболтать со мной?