Пересиливая себя, чувствуя себя пленником, которого охраняла сильная стража, Борис вынужден был выйти на палубу. Но в душе он еще на что-то надеялся, ведь жена его была гречанкой из императорского рода и две младшие сестренки еще при Никифоре Фоке отправились в Константинополь в качестве невест Константину и Василию, соимператорам Цимисхия, истинным наследникам трона, а не узурпаторам [177] .
Константинополь ликовал. После высадки на набережной войска построились в парадный порядок, тут же стояли две кареты, одна для царя Бориса с семьей, другая для императора. Но император махнул рукой на карету и ловко, несмотря на малый рост как пушинка, взвился в воздух и оказался на подведенной ему белой лошади, еще раз подтвердив высокие качества воина. Во второй карете ехал царь Борис, на нее император приказал поставить драгоценную икону Божьей Матери, которая была насильно взята из храма Золотая ротонда в столице Болгарии Преславе, рядом поместили короны болгарских ханов и царей. В окружении полководцев и свиты император двинулся в сторону Золотых Ворот, откуда все императоры после Константина Великого начинали свое триумфальное движение. У ворот его встречали императрица, паракимомен Василий и патриарх, который подал Цимисхию драгоценный скипетр и надел золотой венок. Здесь же находились хоры из соборов Софии и Святых апостолов. И чуть завидев базилевса, грянули:
Перед ним открылась широкая улица, ведущая к Святой Софии и памятнику Константину Великому, а по сторонам гудела, шумела, шевелилась толпа жителей, которые бросали цветы под ноги лошади императора. После дарственного молебна в Св. Софии, в тот же день, император совершил выход в Золотую палату, где по краям у стен была выставлена казна царей Болгарии. Приглашены были на встречу с императором послы из других стран, особо из Венеции и от императора Римской Германской империи, высокие чиновники, самые богатые люди империи.
В блеске праздничной одежды, в восьмигранной короне, которая у основания была отделана разными самоцветами, а возвышаясь, заканчивалась как бы висящими в воздухе крупными брильянтами, истекающими разноцветными лучами и создающими ореол святости, Цимисхий в красных сандалиях, но на высоких каблуках медленно прошел в Золотую палату и сел на новый, специально сделанный для него трон, украшенный золотой и из слоновой кости инкрустацией. Трон беззвучно поднялся на высоту, и запел хор, восхваляя императора. Потом трон слегка опустился, и тут ввели в палату царя Бориса. Бессонные ночи, бесконечные думы о царстве, проклятие самому себе, сожаление о своем безволии и предательстве Святослава, которого он не послушал и не объединился с ним, - все это разрывало его на части... Он предчувствовал надвигающийся на него позор, клял себя, но шел к трону с высоко поднятой головой, как к месту казни. И она наступила:
- Почему ты явился ко мне в багрянице и в красных сандалиях? - громко, чтобы слышали все присутствующие в зале, спросил Цимисхий.
- Потому что я царь Болгарии, но, как вижу, пленный царь, - так же громко ответил Борис.
- Как можно быть царем несуществующего царства? Снимите с него все царское.
Диэтрии [178] , которые были рядом, тут же кинулись к Борису, содрали с него багряницу и сняли красные сандали, поставили на колени.