Выбрать главу

Ресницы у нее подрагивают во сне. Длинные. Пушистые. Родинка на подбородке. И какого я застыл с глупой улыбкой?

Рита зевает и сползает с меня на подушку. Сразу становится неуютно. Переворачиваюсь на бок, забираюсь к ней под футболку и кладу руку на теплый живот, прижимая к себе вплотную. Волосы у нее пахнут цветочным полями. Перемещаю руку с живота вверх, вызывая у Томилиной рваной вдох.

— Что ты делаешь? — сипит она, а сама напряглась. Возвращаю руку с груди на живот.

— Доброе утро — целую в макушку.

— Хмм — довольно стонет Рита и поворачивается ко мне лицом. — Привет — целует меня в районе ключицы и утыкается носом. Ее дыхание обжигает кожу, одновременно вызывая дрожь.

Высвобождаю одну руку.

— Посмотри на меня, чего прячешься — осторожно беру Риту за подбородок.

Томилина несмело выглядывает, прыскает и утыкается носом мне в шею.

— Блин, не знаю — коротко целует, и затылок тут же сковывает стая мурашек. — Просто скажи мне еще хотя бы в начале учебного года, что буду вот так лежать с тобой, целовать… Я бы рассмеялась в лицо, до того это казалось нелепым.

Удивленно выгибаю бровь и немного спускаюсь вниз, чтобы наши лица были на одном уровне.

— Почему, интересно?

— Господи, Кетлер, да я на дух тебя не переносила. Ты казался мне выскочкой, выпендрежником и последним засранцем. Ты и вел себя подобающе.

Хмыкаю, закусывая нижнюю губу.

— Хочешь правду?

— Давай.

— Ты мне давно нравилась, еще до того, как я стал встречаться с Даниленко.

Рита округляет глаза.

— Серьезно?

— Ага.

Придвигаюсь к ней ближе и целую, прикусывая губу. Но Томилина хватает меня за скулы, отстраняет от себя и с интересом разглядывая.

— А почему тогда ты ни разу просто не подошел хотя бы поговорить?

Хмыкаю и закатываю глаза.

— Не знаю, ты на меня всегда так смотрела, как на последнего ублюдка.

— Это, потому что ты вечно прикалывался надо мной, высмеивал.

— Есть косяк — снова целую.

Рита подается навстречу и запускает одну руку в мои волосы. Резко подминаю девчонку под себя, разрываю поцелуй и зависаю над ней.

Шарит по моему лицу, останавливаясь на губах, вызывая хищную улыбку. Тянет за цепочку, склоняя мою голову еще ниже и сама целует.

Поддаюсь Рите и запускаю руку под футболку. Мою футболку. Добираюсь до груди и ловлю свое имя на ее губах. Этим утром она невероятно красива.

Будильник надрывается, но нам уже не до него.

Спускаюсь губами по шее к ключицам.

— Пойдем в душ вместе — предлагаю осиплым голосом, задирая ткань до груди и прикасаясь к коже в районе пупка, отчего Рита выгибается в спине, как кошка.

— Агм — мычит в ответ.

Тогда я резко поднимаюсь и тяну Томилину за собой.

На учебу еле успеваем. Провожаю ее до кабинета истории, припечатывая поцелуем прямо у стены возле входной двери, а затем шпарю на третий этаж. Залетаю в класс вместе со звонком.

Вуйчик развалился на стуле, вытянув вперед длинные ноги, и уткнулся в телефон. Но как только заприметил меня, весело оскалился во все тридцать два зуба. Теперь не отвяжется. По пути здороваюсь с пацанами и падаю на стул, взъерошив волосы. Достаю учебник, тетрадь, ручку и вешаю рюкзак на спинку.

— Ну и вид, братан! — подмигивает Вуйчик. — Ты, походу, розовой радуги с утра пережрал.

Устало тру лицо и кошусь на него, сдерживая улыбку.

— Че, так заметно?

Вуйчик кивает головой, морща нос.

— Ну, тихушница, дает!

Сразу напрягаюсь и зыркаю на него.

— Еще раз ее так назовешь, дам в морду.

Друг шлепает меня по плечу.

— Да, ладно, чувак, расслабься.

В кабинет заходит Земфира. Сегодня контрольная, а я вообще не готов. Но, к моему удивлению, заканчиваю быстрее всех. Сдаю работу и выхожу в коридор. Спускаюсь к кабинету истории и забираюсь на высокий подоконник, дожидаясь конца урока. Первым замечаю Девлегарова, только он сегодня какой-то загруженный. Здороваемся и Тим запрыгивает, усаживаясь сбоку от меня.

— Твоя чуть пару по истории не отхватила, еле выкрутилась до тройбана — выдает друг, сгибая ноги в коленях и опираясь конверсами о край подоконника.

— Девлегаров! — окликает его историчка. — Куда с ногами то?

— Исправлюсь, Наталья Васильевна — бухтит Дэв и свешивает ноги, матерясь про себя.