Ни в одной из статей не упоминалось о его семье. Да и вообще Флейм не могла припомнить каких-либо ссылок на его прошлое, кроме как исполнение гражданского долга во Вьетнаме.
– Нет. Так же, как и вы, я – единственный ребенок, лишившийся обоих родителей. И праздники меня тоже не слишком-то радуют. – Его рот изогнулся в улыбке, но Флейм тронуло то понимание, которое она прочла в его глазах.
Сид Баркер стоял напротив телефона-автомата и нетерпеливо попыхивал сигаретой, его правое плечо нервно подергивалось. С беспокойством оглядывая каждого, кто проходил мимо, он не сводил взгляда с богатой публики.
Чувствуя себя не в своей тарелке в этой разодетой, надменной толпе, он непроизвольно потер ботинком по синей брючине, чтобы зачистить оцарапанный носок. Докурив сигарету до самого фильтра, он выпустил – после последней затяжки – дым через нос, напоминавший длинный клюв.
Как раз в тот момент, когда он сунул окурок в пепельницу с песком, зазвонил телефон. После первого же звонка он схватил трубку.
– Да, это я. – Его интонации были грубоватыми, как у не слишком образованного человека. – Почему так долго?!. Да, я видел их вместе меньше пяти минут назад. И, по-моему, она просекла… Как скажете, – он несогласно помотал головой. – Хотя не думаю, что от этого будет много толку… Если хотите, я так и сделаю. Деньги-то ваши.
Он повесил трубку, быстро огляделся вокруг, повернулся и провел рукой по редеющим волосам. Его плечо снова начало дергаться. Ввинчиваясь глазами в толпу, он пошел обратно – ему надо было отыскать эту рыжеволосую и во что бы ло ни стало остаться с ней наедине.
Наконец-то удача ему улыбнулась. Подходящий случай подвернулся сразу же – не успел Сид подумать, что ему придется дожидаться целую вечность. Рыжеволосая стояла чуть в сторонке, слушая, но явно не принимая участия в разговоре.
Двигаясь как можно проворнее, но в то же время стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, Сид Баркер описал круг и приблизился к ней сбоку. Когда он был от нее на расстоянии двух шагов, она наконец его заметила, взглянув на него сначала с испугом, потом с любопытством. Может, она его и не узнала.
Приблизившись к ней вплотную, он осторожно вынул из кармана клочок бумаги.
Ее гладкий лоб прорезала морщинка, когда зеленые глаза скользнули по записке. Он тут же растворился в многолюдной нарядно одетой толпе.
«Образумьтесь, пока не поздно, и держитесь от него подальше. Иначе пожалеете».
Ошеломленная этой угрозой, Флейм посмотрела ему вслед. Фраза «держитесь от него подальше» стучала у нее в голове. Те же слова были нацарапаны на клочке бумаги на приеме у Деборгов неделю назад. Прежде чем хаотично движущаяся толпа сомкнулась за незнакомцем и скрыла его из виду, она успела разглядеть его коричневые ботинки.
Это был официант с ястребиными чертами лица, тот самый, что так нагло на нее пялился.
Однако в нынешней записке смысла было не больше, чем в предыдущей. Держаться подальше от кого? От Малькома? От Ченса? И кто мог это написать? Если это «от него» относилось к Малькому, значит – Дьедр. А если к Ченсу? Лючанна Колтон? Неужели она считала Ченса своей личной собственностью?
А вдруг это… Мальком?
Он не терпел соперничества. Чем больше она об этом думала и вспоминала его угрозы во вторник, тем более вероятным ей это представлялось. Он не брезговал прибегать к запугиванию, чтобы добиться, чего хотел. Очевидно, все то, что она сказала ему во вторник, не возымело на него никакого действия. Он хотел ее. А чувства Флейм, так же как и ее будущее, были ему безразличны. Хотя, безусловно, он вынашивал некую туманную идею о том, что он о ней как следует позаботится.
– Наверное, пора занимать места. – Ченс легонько положил руку ей на талию – и голос, и прикосновение заставили ее вздрогнуть. Она быстро повернула голову и встретила горячий взгляд, который мгновенно стал острым.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. – Она поспешила улыбнуться, и, возможно, слишком поспешила. – Просто я подумала, что вам, наверно, захочется пройти за кулисы, чтобы пожелать мисс Колтон успеха.
Ченс улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Лючанна запирается от всех как минимум за три часа до спектакля. Единственные люди, кого она впускает к себе в гримерную, это парикмахерша и костюмерша.
– Вы давно знакомы, да? – На эту мысль ее натолкнула та легкость, с какой он ответил.
– Дольше, чем нам обоим хотелось бы. – Рука, лежавшая у нее на талии, чуть потяжелела, и это было приятно Флейм. – Пойдем?
Улыбнувшись, она слегка вскинула голову, твердо решив не обращать внимания на всякую ерунду и не портить себе вечер.
– По-моему, это отличная идея, мистер Стюарт.
Вскоре после того, как они сели на свои места, свет в зале медленно погас и из оркестровой ямы раздались первые звуки увертюры «Трубадура». Смолкли последний шумок и шепотки задержавшихся зрителей. Взвился занавес, открыв декорацию окутанного тайной ночи замка пятнадцатого века в арагонских садах.
Начальник стражи глубоким басом повествует собравшимся вокруг него воинам мрачную историю о старой цыганке, сожженной на костре за то, что навела порчу на одного из двух маленьких сыновей графа. Дочь цыганки отомстила за смерть матери, украв второго мальчика и бросив его в огонь на том же месте, где сгорела ее мать; так у Верди завязывается романтический сюжет цыганского отмщения.