На кухне кухарка выдала мне невысокую мисочку с отколотым краешком. Я в нее налила воды и поставила в коробочке рядом с птенчиком.
Эванс пришел пригласить меня на кофе и поинтересовался, как там дела. Я показала коробочку, похвалила Люсьена. Он с любопытством осмотрел забинтованного птенца и уверил меня, что теперь он пойдет на поправку.
За столом у нас с Анной Леопольдовной только и было разговору о бедном птенчике. Она рассказала, что распорядилась покормить кота, чтоб не искал добычу. А еще распорядилась следить и закрывать дверь кухни. Обычно, кот не имел привычки гулять по дому. Но следить за ним и ни куда не впускать было велено всем.
Вечером, после вкусного ужина у нас с хозяйкой (и я ее так стала называть, следуя принятой в доме традиции) состоялся обстоятельный разговор. Мне были поставлены четкие условия работы. Но, честно говоря, я слушать-то слушала, кивать-то кивала, но совершенно ни чего не поняла. Уяснила только одно: у меня будет выходной. Самый первый мы проведем вместе посещая магазины и ателье, для составления моего нового гардероба. А вот остальные я могу проводить так, как мне вздумается. С этой, новой для меня, мыслью я легла спать. И прежде чем уснула пыталась представить себе – как это свой собственный выходной, еще и самой его проводить. Моей фантазии хватило только на то, что бы поехать на Елисейские поля и одной пройтись там. С такими мыслями я и уснула.
Во сне я гуляла по длинным узким улочкам, поднималась по широким высоким ступенькам, проходила мимо журчащих фонтанов. И только голос матери раздавался откуда-то сверху: «София, не семени ногами. София, не сутулься. София, не мямли. София, не позорь меня.»
Утром я первым делом заглянула в коробку. Птенчик сидел уже на своих лапках. Весь взъерошенный, единственный глазик закрыт сероватым веком. В плошке воды осталось на донышке. Я сбегала умыться и заодно наполнила плошку свежей водой. Глянула на часы и шустро стала собираться на завтрак. Так долго спать мне раньше не позволялось. Так. Все. Хватит вспоминать. Как было раньше. Мне сегодня на работу. Сегодня мой первый рабочий день. И меня вдруг охватила такая паника. А вдруг я не справлюсь. Окажусь неумехой и меня снова станут называть «криворукой». Уф. Надо успокоиться. Я мельком глянула на себя в зеркало и вышла в коридор спеша в столовую. Стала спускаться по лестнице, как вспомнила, что хозяйка попросила выйти утром с распущенными волосами. Она хотела оценить мой внешний вид без, каких либо сдерживающих лент. Да, точно. Какая я вчера вечером была не внимательная. Хорошо, что вспомнила. И я круто развернувшись на лестнице, бросилась обратно в комнату.
Возле моей двери стояла Марта и явно ее закрывала за собой. Я увидела мелькнувший испуг в ее глазах, прежде чем она развернулась и ушла по коридору дальше. Я, почуяв недоброе, ворвалась в комнату. Кот уже собирался запрыгнуть на подоконник. Я с криком метнулась к окну. Напугала кота и шуганула его из комнаты. Покрутилась вокруг. А потом взяла полотенце, обвязала вокруг талии, висящие концы связала и заправила за образовавшийся пояс. Получился кармашек на животе. Туда я посадила птенчика. И не подходя к зеркалу развязала ленту и скрутив ее бросила на кровать. Раз хотят меня видеть с распущенными волосами, пускай видят всю серьезность ситуации. Я вижу себя эдаким пушистым одуванчиком. В импровизированном кармашке зашевелились и я, чуть поддерживая его ладонью снизу медленно пошла в столовую. Дверь плотно прикрыла.
Извинилась перед хозяйкой за опоздание и подошла к столу. Сегодня на завтрак была овсяная каша. Садилась я слишком аккуратно, чем вызвала море вопросов. Я пожала плечами и сказала, что вернувшись нашла кота в комнате. Ни чего лучше не придумала, как взять птенца с собой. И показала кармашек. Анна Леопольдовна, пожурила кота и позволила усадить птенца на стол, на свободное место, чтоб не задохнулся в кармашке. После чая, вызвала кухарку и поручила птенца ее сыну.
– Пока мы с Софьюшкой будем на работе, отвечает головой, – строго сказала хозяйка.
Кухарка улыбнулась и расхваливая сына забрала малыша.
Я проводила ее взглядом и вздохнула. Хозяйка вставая из-за стола покачала головой. Отправила меня переодеваться. Старалась я быстро. Но пока одевалась вспомнила, как я точно так же одевалась, когда маман привезла меня сюда. И слезы остановить я не сумела.
У двери меня ждала хозяйка, одета она была в модный дорожный костюм, короткие ботиночки, шляпку с вуалеткой. В руках она держала перчатки и сумочку. Увидев мои красные заплаканные глаза погладила по руке и сочувственно покачала головой. Усадила меня вперед, рядом с водителем и посоветовала следить за его действиями и за дорогой. Уверила меня, что это помогает от укачивания. Так было непривычно сидеть на переднем сидении. Мне даже подумать об этом возбранялось. Водителя я узнала тоже. Именно он вез меня с маман сюда. Он назвался Пьером и очень интересно рассказывал об автомобиле. Автомобиль был хорош и ценился водителями, и даже название имел высокое: «Европейский автомобильный король». Это был первый массовый автомобиль, выпущенный в Европе. Мощность его была 18 лошадиных сил (что бы это ни означало) и выдавал он максимальную скорость 65 километров в час. Не знаю зачем, но цифры я запомнила. И даже показал мне, прокатив на максимальной скорости по ровной дороге. Ух, аж дух захватило. Мне безумно понравилось. Еще похвастался, что у этого автомобиля электрическое освещение! Не то, что у его предыдущего автомобиля «Зебры». И комплект запасных колес. А я вспомнила жуткую сплетню, еще при жизни в России, я тогда была еще ребенком, но помню мамино возмущение: «Княгиня! Леди высшего света! И опуститься до мужицкого дела! За руль этой железной банки на колесах! Ужас!». Маман долго потом презрительно фыркала, когда упоминалась фамилия этой княгини. А потом уже, много позже, папа рассказал мне о «возмутительной выходке» княгини – участии в автопробеге из Санкт-Петербурга в Киев, самолично за рулем.