— Кто?
— Открывайте! Полиция!
— Предъявите документы.
— Да как ты смеешь! Это сопротивление власти.
— Возможно, но здесь безлюдье, на нас уже дважды нападали, и мы чужих не пускаем...
— Ты же видишь, что на нас форма?
— Форму может надеть каждый... Прошу вас, протяните мне поверх калитки документы.
После минутного колебания над частоколом появилась рука с бумагой. Ордер на обыск у Бронислава Найдаровского... И еще Бронислав запомнил, что обыск поручено про-вестиг приставу Петру Саввичу Поденицыну.
Он распахнул ворота.
Въехал пристав в полицейской фуражке и офицерской шинели, за ним пятеро казаков в папахах и в конце съежившийся Федот на лыжах, воплощение стыда и раскаяния: ему велели показывать дорогу, пришлось повиноваться...
— Вы не обижайтесь, мы тут живем, как в крепости, опасаемся всех и каждого,— извинялся Бронислав.
Пристав кивнул.
— Ведите в дом.
Он был высокий, стройный, лет сорока, с черными усами и густыми черными бровями на смуглом лице южанина, глаза большие, красивые, осанка прямая, шинель, хотя и не новая, сидела на нем как влитая.
У парадного входа, на террасе, им пришлось пару минут подождать, пока Дуня ключом отпирала изнутри дверь.
— Красивый дом, и место прекрасное,— сказал пристав, озираясь кругом.— Сами строили?
— Нет, строил мой друг, покойный Николай Чутких. Когда его убили, я откупил у дочери и доделал.
Щелкнул замок, дверь открылась, они прошли через сени в столовую, где собрались все жильцы дома. Бронислав начал их представлять, увидев Веру, пристав выпрямился, звякнул1 шпорами и, наклонив голову, произнес: «Мадам...» Наверное, слышал о ней, богатая дворянка, убила мужа ротмистра, а может, его поразила красота и манеры, ведь будь она даже босая, он бы угадал в ней даму... «Кавалерийский офицер,— подумал Бронислав,— наверное, проштрафился чем-нибудь, и его турнули из армии в полицию...»
— Может быть, перекусите с дороги? — предложила Вера.
— Увы, сударыня, придется отказаться. Я прибыл с неприятным поручением, мне нужно произвести обыск, а дело прежде всего.
Начали, по его указанию, с подвала. Он, урядник и еще один казак спустились по лесенке вниз и тщательно осмотрели все, даже шуровали палкой в бочках с капустой, клюквой, грибами и огурцами, простукивали стены. Ничего не обнаружив, поднялись наверх.
Во дворе пристав заметил два отверстия в фундаменте террасы, под которой жили собаки. Велел увести лающих, мечущихся собак, после чего двое казаков залезли на четвереньках под террасу и обстукивали стенку, ища потайной вход в дом.
Затем пристав отправился наверх. Обыскал комнату Митраши и комнату Дуни, а в самом деле — Павла и Эрхе. Стемнело, в доме зажгли лампы. Полицейские спустились вниз, начали обыскивать комнату Бронислава и Веры. Просмотрели все книги — русские и польские, рылись в шкафу с бельем и одеждой, в ящиках стола, спальной тумбочке. Поднимали одеяла, подушки, матрацы, даже под кровати заглянули.
— Можете идти на кухню поесть, — сказал Поденицын уряднику и казаку.— Рапорт я сам напишу.
Те вышли. Поденицын в задумчивости курил. Взгляд его упал на продолговатую картонную коробку, обмотанную овечьей шерстью. Она стояла на самом краю подоконника, вот-вот упадет. Он подвинул ее, изумился неожиданной тяжести, потряс. Что-то металлически звякнуло. Пристав снял шерсть и прочитал надпись, сделанную каллиграфическим почерком Войцеховского: «50 шт. патронов для нагана». Он тогда написал Брониславу, что посылает патроны, которых хватит лет на десять. Действительно, за два года Бронислав израсходовал не больше семи штук.
— Столько патронов, а где же наган? — спросил Поденицын.
Бронислав полез за пазуху и достал из-под мышки пистолет. Положил на стол.
— Вы всегда его носите с собой?
— Всегда. У меня на руках женщины и ребенок, а ближайший полицейский в двухстах верстах отсюда, в Удинском.
— Это вы сами сделали? — Поденицын показал на бретели под мышкой.
— Сам. Мелкая кобура на бретелях слева под мышкой. Незаметно, а выхватить легко,— ответил Бронислав тем же ровным голосом, хотя чувствовал, что земля уходит у него из-под ног: вышлют далеко, в Якутию, а то и вовсе на Сахалин...
— Откуда он у вас?
Бронислав уже готов был сказать: «Из вашего арсенала; Гуляев дал его Васильеву, чтобы тот убил Столыпина» — настолько ему стало все безразлично при мысли, что его разлучат с Верой... И все же попробовал выкрутиться:
— Мне его Зотов дал.
— Зотов? С какой стати?