Дядя Георг Людвиг, прознав, что в Европе намечаются судьбоносные события, решил, что хватит с него необоснованных повышений в чинах, пора и действительно послужить. Прибыл в Россию полковником пару лет назад, убегал уже генерал-поручиком.
Если бы вся эта подлость с воровством или оставлением службы без приказа стала известна европейскому сообществу, то дядю бы заклевали. Но доказать, что именно Георг Людвиг взял документы, сложно. Сейчас это будет выглядеть, как специальное нагнетание обстановки или неуместные вопли импульсивного русского императора. А с началом войны многое потеряет актуальность, в том числе и обвинения дезертирам.
— Петр Семенович, Вы же понимаете, что это значит? — спросил я у озадаченного Салтыкова.
Было видно, что глава Военной канцелярии озабочен произошедшим только что арестом. Скорее всего, мои действия выглядят несколько жестко. Однако, за расхлябанность, которая может привести к избыточным потерям русского войска, что полагается? Если действовать без оглядки, то у меня был бы только выбор между четвертованием и посадкой на кол. Странное время: не органически соединенные в эпохе и всепрощение, и жестокость.
— Ваше Величество, я понимаю опасность, — сказал Салтыков.
— Тогда в срочном порядке нужно изменить наши планы, иначе противник может создать множество неприятностей, — сказал я, глубоко дыша, чтобы отойти от импульсивности.
— Простите, Ваше Величество! Вы сказали противник? — спросил Салтыков.
— Петр Семенович, да — Пруссия наш противник. Война уже началась, даже, если гренадеры Фридриха еще топчутся на прусской земле и не перешли границ, — ответил я. — Давайте дальше… Что по кавказскому театру военных действий?
Я вводил новые понятия в этот мир, те, что были мне более объясимы, чем пространственное объяснение сути. Театр военных действий — лаконично и емко. Пусть привыкают, как я смирялся с командами, что на русский, а не прусский лад. Вот въелась команда «марш», так нет — не можно ее использовать.
Что же касается Кавказа, то там все пока что было с военной точки зрения неплохо. Постреляли немного в бакинском ханстве, да пошли дальше. Сложности возникли к югу от Еревана. Подошло немалое войско Керим-хана. Произошло ли сражение, или нет, неизвестно. Скорее всего, что еще нет, так как Петру Александровичу Румянцеву нужно было принять тот корпус, что был отставлен моим родственничком-предателем. Вряд ли Румянцев, даже с отсылкой на его стремление к быстроте и натиску, решиться бросать в бой части, командование которыми только принял.
А так, — спасибо нужно будет сказать Петру Александровичу. Он приехал в Моздок, как мой представитель. Туда, как и в Кизляр, стекались полки и отдельные отряды казаков, ногаев и калмыков. Вот Румянцев и должен был отследить систему пополнений, выдачи фуража и провизии. Были у него полномочия и на то, чтобы отстранить любого офицера. По моему личному повелению уже ставший генерал-аншефом, Румянцев, как только прознал про бегство Георга Людвига, принял командование на себя.
— Получается, что сражение неизбежно, и оно произойдет где-то рядом с Ереваном? — я задумался. — Нужно написать в газетах и журнале, что эта битва «за свободу армянского народа».
Салтыков промолчал, он не лез в политику. Тут же была, что ни на есть, политика. У армян должна быть свобода! Этот призыв и лозунг донести до всехармян, которые живут и в Османской империи и в Персии и еще бог весть где. Конечно, не стоит сравнивать армян по географии расселения с евреями, но аналогии вырисовываются. Создать армянское генерал-губернаторство с определенной свободой внутренней жизни и с гарантией безопасности. Это даст приток свежей крови в русский организм.
— Свяжитесь с Фермором, чтобы был наготове в Курляндии к разным событиям, проработайте изменения в плане. Послезавтра жду от Вас доклада. Работайте, Петр Семенович! — сказал я и встал, демонстрируя окончание разговора.
Вообще, сегодня в планах военных вопросов не должно было быть. Конечно, именно неумолимо надвигающаяся война была главной темой, но существовало еще множество иных. Противостояние в Европе может продлиться долго. Так что из-за этого сидеть и ничего не делать?