Полковник Иван Шевич, отправляясь на службу к русской императрице, искренне хотел проявить себя, да и сейчас не против честной службы. Но приоритеты немного сместились, сейчас полковник вспомнил, что он прежде всего отец, и стал, как никогда прежде, опекать свою единственную дочь.
— Иоанна, мне нужно на службу, я оставлю тебе охрану, не выходи во двор, в доме все есть, — распоряжался полковник.
— Отец, так нельзя! Я, словно птица в клетке, не могу даже на лошади проехать, только и вижу, что твоих гусар. Ты не боишься меня с ними оставлять? Они же поедают меня глазами! — возмущалась Иоанна.
— Молодые парни, но службу знают, недоброго никогда не сотворят, в том я уверен. А ты права, дочь, замуж тебе надо, — Шевич-отец хотел обнять дочь, но строптивая девушка отпрянула.
— Отец, я уже говорила тебе! Не нужны мне женихи, за кого тут замуж выходить? Не пойду! — продолжала перечить отцу Иоанна.
— Пойдешь замуж, если я скажу! Так будет! Нельзя молодой красивой деве жить без мужа в городе, где, почитай, большинство — воины-гайдамаки. Знаешь, что разговаривал со мной Митко Братич за сына своего? Он и знатного рода, и прикупил земли под Харьковом, и много вывез добра с родины, почитай, самый богатый человек в Славяносербске, — пытался убедить дочь Иван Шевич.
— Я хочу ехать в Петербург, отпусти, отец, заклинаю! — взмолилась Иоанна.
Шевич не ответил дочери, он знал, что такие беседы могут длиться очень долго, у Иоанны был сильный характер, а Иван очень любил дочь, чтобы принуждать силой к чему-либо. Он был уверен, что спасает ее. Сгорит она в огне, который бушует возле трона. Бежать-то она собралась к наследнику.
А на следующий день к Ивану Шевичу, когда тот пошел проверить коней одной из рот полка, подошел представитель императорской власти в городе, ответственный за организацию переселенцев в Славяносербск. Этот, можно сказать, главный гражданский человек в городе не пространно намекнул, а практически прямо сказал, чтобы Иван Шевич не спешил с замужеством дочери, и что он лично переговорит с Митко Батичем. Пообещал Степан Аркадьевич Малютко, что по весне в полку Ивана будет более тысячи новых тульских сабель, пять сотен пистолей да четыре десятка добрых коней трех-пятилеток со сбруей.
Иван Бранкович Шевич, если именоваться с отчеством, на русский манер, не был дураком, он многое понял. И то, что он осознал, ему нисколько не понравилось. Наследнику приглянулась его дочь, он ее спас, он же ее и доставил в Славяносербск. Наивно было полагать, что цесаревич провожает всех встречных до их дома. Иоанна клялась, что осталась девицей, значит, хватило чести и достоинства у Петра Федоровича, чтобы не использовать свою власть.
Тогда и Иоанна была сама не своя. Даже со скидкой на то, что Иван не видел дочь почти два года, он догадался, что Иоанна влюблена.
Прошло больше полугода с того времени, Иван искренне надеялся, что последствий встречи дочери с наследником не будет. Шевич не мог читать творение Грибоедова «Горе от ума», но прекрасно осознавал смысл сказанного там: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Быть рядом с наследником — это хлебнуть горя сполна. И что еще усугубляет ситуацию, так это отношение Иоанны к наследнику. Девушка что-то себе надумала, летает в облаках. И еще Степан Аркадьевич…
А на следующий день после разговора с дочерью, 20 апреля, прибыл вестовой. Полковнику Шевичу пришлось скрыть свое удивление перед человеком из самого Петербурга. Шевичу предписывалось отобрать триста самых опытных бойцов, делая ставку на неженатых, и отправиться в Москву к самому губернатору. Вооружение, кроме холодного оружия, следовало оставить в Славяносербске и передать его в ведение другого формирующегося полка, как и оставить лишних коней.
Тогда Полковник Шевич еще не знал, кто именно был тем самым генерал-губернатором Москвы. Впрочем, даже если и узнал бы, то ослушаться не посмел. Это второе предписание от властей новой Родины, после согласования набора полка. Как же можно ослушаться и закончить на этом свою карьеру?
Потсдам. Дворец Сан-Суси.
15 апреля 1751 года.