— Господа, это жесткий водолазный костюм конструкции братьев Карманолле, доработанный нашими инженерами специально для подводных исследований, запланированных капитаном Янгом в предстоящей экспедиции. Прошу вас немного разойтись, дабы приступить к погрузке его на борт судна. На самом деле это был макет, изготовленный в мастерских Адмиралтейства абсолютно не приспособленный для погружения, ибо его многочисленные сочленения и шарниры неизбежно потеряли бы герметичность или подвижность под давлением воды. Его предназначенье состояло в том, чтобы предоставить ещё одно доказательство исключительно научных целей миссии «Пандоры 2». Вслед за телегой со скафандром на причал вышла группа мужчин более чем зрелого возраста, все как один в очках, с брюшком, явственно выпирающим даже из-под верхней одежды. Исключением были трое молодых парней. Любой из присутствующих смог сразу понять, что это умудрённые годами ученые и их ученики из числа студентов. Эту гипотезу немедленно подтвердили несколько репортёров, подвергших их интервью прямо на ходу. А вот капитана Янга и его офицеров взяли в кольцо и на протяжении не менее четверти часа засыпали вопросами. Но время отплытия не подлежало изменению, а посему команда поднялась на борт и матросы стали готовиться к подъёму якоря, тем более что весь груз разместили в трюме и кладовых еще ночью. После последних пожеланий счастливого плавания и ответных слов благодарности, механики развели пары, отдали швартовы, и баркентина отправилась в плавание.
Первые несколько дней экспедиции протекали спокойно, ветер и волнения были умеренными, единственное беспокойства вызывали довольно частые туманы, которые как по колдовству феи Морганы возникали почти каждое утро и вечер. Хотя Либурн Пофам, у которого капитан Янг выкупил своё судно и усилил его обшивку, доведя толщину бортов до двадцати семи дюймов, но проверка его на прочность тараном встречного судна или посадкой на многочисленные мели европейского побережья было бы нежелательным риском. Но не это беспокоило сэра Аллена, с каждым днём у него росло ощущения тревоги и всё чаще его посещали дурные предчувствия. Из головы выветрился дурман сладких речей и многочисленных обещаний не только нескольких влиятельных адмиралов Royal Navy, но и лично, Первого лорда Адмиралтейства. Пусть он теперь снова стал единоличным владельцем судна, и его любимая малышка «Пандора 2» обрела вторую молодость, но жизненный опыт вбил ему в голову одно нехитрое правило: за всё приходится платить.
Впрочем, очень скоро у капитана Янга изрядно прибавилось хлопот. Через пять дней они добрались до первой контрольной точки, которая находилась в норвежских фиордах неподалеку от городка Гримстад. «Пандора 2» встала на якорь и теперь оставалась только ждать. На следующее утро на горизонте показались клубы чёрного дыма, сигнализирующие о приближении парохода. Капитан Янг и его первый помощник вооружились биноклями и стали внимательно наблюдать за этим сектором моря. К слову, эти два старых морских волка, истинные британцы и до мозга костей поклонники всего английского, использовали оптические приборы, изготовленные в Германии, в городе Йене на предприятии, принадлежавшем компании Carl Zeiss Works. Да что там бинокли, на протяжении десятилетий капитаны с берегов Туманного Альбиона засунув свой патриотизм в то место, которое располагается пониже талии, предпочитали командовать трофейными французскими боевыми кораблями. Очень скоро стал виден и небольшой пароход, водоизмещением не более пятисот тонн, который ухитрялся извергать из своей единственной трубы столько дыма, что от зависти, броненосцы флота его Величества короля Эдуарда VII, вполне могли открыли кингстоны и утопиться. По всем признакам это не мог быть никто иной, как английский угольщик «Crathie» («Крати») с грузом кардифа. Но в данном случае, на борту этой малютки был ещё и одушевлённый груз. Три дюжины здоровых, молодых мужчин, набранных в трущобах Лондона, куда они попали из разных губерний Российской Империи, включая и те, что когда-то были королевством, великими царством и княжеством, единодушно изъявили желание освободить русский народ от деспота на троне. Кроме отряда наёмников, как пообещали капитану Янгу в Адмиралтействе, прибудут шестеро уоррент-офицеров королевской морской пехоты. Безусловно, все они своевременно уволились со службы, что существенно повиляло на их финансовое положение: морпехи стали получать ещё больше.
— Мы знаем, сэр, — с понимающими интонациями сказал ему адмирал Энтони Хоскинс, когда они в очередной раз обсуждали план предстоящей операции, — вместо дисциплинированных британских матросов, коим умелые кулаки боцмана прочно вбили в голову требования устава и привычку подчиняться приказам, вам придётся иметь дело с славянским сбродом. Их единственное достоинство состоит в том, что они прекрасно говорят на русском языке и ненавидят Российскую Империю и её Императора. Нам абсолютно безразлично, сколько из них доживут до конца выполнения своей миссии. А посему, вы можете рассчитывать на эту шестёрку уоррент-офицеров, как на своих охранников или телохранителей. В случае малейшего намёка на неподчинение, они просто пристрелят несколько русских свиней.
Судя по всему, на пароходе заметили баркентину, ибо он развернулся в её сторону и заметно прибавил ход. Через четверть часа он приблизился на расстояние двух кабельтов и капитаны обоих судов опознали друг друга. С борта «Crathie» начали спускать шлюпки, заполненные пассажирами с почерневшими от угольной пыли физиономиями и одеждой. Никто и не собирался предоставлять этому пушечному мясу места в каютах, а вот бывшие морские пехотинцы, разместившиеся в отдельной лодке, выглядели на их фоне, как настоящие белые господа. В обратном направлении им не пришлось плыть порожняком, лица, изображающие ученых мужей и студентов, сыграли свою роль в маскараде и им пора было покинуть подмостки сцены, то бишь палубу «Пандоры 2» и вернуться в Британию. Правда, условия контракта, помимо обязательства следить за своим языком и прозрачных намёков на санкции за излишнюю болтовню, была ещё маленькая деталь. Вступить на землю Англии они могли не ранее конца июля, а пока им предстояло стать пассажирами угольщика «Crathie» без права выхода на берег. Любые возражения и жалобы игнорировались, ибо: «business before pleasure»[2] . В противном случае, выражение: «King has a lot»[3]вполне могло быть адресована не к тонущему кораблю, а к непослушным подданым его Величества.
Услугами уоррент-офицеров капитану Янгу пришлось воспользоваться уже через два дня. Парочка пшеков из числа завербованных эмигрантов, сумела узнать место хранения анкерков с ромом и ночью, прихватив фонарики и необходимый инструмент, спустились решили посетить в нужный трюм. На свою беду, они не знали, что там же, еще в лондонском порту разместили монструозный водолазный скафандр, так напугавший толпу провожающих. Задраив за собой крышку люка, шляхтичи, соблюдаяконспирацию наощупь спустились вниз и лишь там зажгли фонари. И к их ужасу, в их лучах вместо заветных бочонков ясно проявилась чудовищная фигура железного монстра со зловеще сверкающими круглыми глазами. А далее, по свидетельству вахтенной команды, в трюме загремели выстрелы и дикие вопли, в коих упоминалась Матка Боска и дикая смесь из ругательств на нескольких языках. Уже через несколько минут, вокруг крышки трюма с револьверами в руках выстроились офицеры баркентины и морские пехотинцы, державшие наготове винчестеры. Но открывать огонь не потребовалось, потому что эти двое придурков пытаясь поразить монстра, попросту прикончили друг друга, выронив фонари и стреляя в наступившей темноте.
То, что погибли два истинных поляка никого не взволновало, но дело было в том, что они сумели пронести на борт револьверы. А вот это было недопустимо и с рассветом на «Пандоре» начался повальный обыск и изъятие у «борцов с царским режимом» всего, что напоминало огнестрельное оружие. Любые попытки неповиновения подавлялись ударами прикладов и другими видами отеческого вразумления неразумных. Двоих «революционеров» всё же пришлось пристрелить, исключительно в воспитательных целях. Первым оказался последователь Костюшко, и со шляхетскою горячностью слишком шустро схватился за рукоять бульдога, а второго, флегматичного финского парня погубила излишняя медлительность и явное нежелание добровольно расстаться с французским револьвером «Шамело-Дельвинь». Тела засунули в мешки, привязали балласт и не тратя времени на молитву, выкинули за борт. Туда же отправили и всё изъятое огнестрельное оружие, которому не место на мирном исследовательском судне. Естественно, это не касается револьверов капитана и его офицеров, а также десятка винчестеров необходимых для отстрела птиц и тюленей с целью изготовления чучел для музея. Подобные аргументы оказали благотворное влияние на оставшихся в живых неразумных и заблудших агнцев и до прибытия в порт Санкт-Петербурга не возникало никаких проблем.