Выбрать главу

— Опять весь день с конструктором просидел, — сетовала бабушка, стоило маме переступить домашний порог. — И не поймёшь, что в доме ребёнок, хоть бы вазу разбил, что ли. Другие мальчишки вон как бедокурят, а этого с места сдвинуть нельзя. Я иногда даже в комнату проверить захожу, жив ли. В садик его надо, а то совсем говорить отучится.

Мама улыбалась этим словам, она никогда не пыталась лепить из меня нечто своё, любила таким, какой есть, и поскольку сама обладала нравом спокойным и задумчивым, моя замкнутость её совершенно не тревожила. А вазу, вопреки опасениям бабушки, я всё-таки разбил. Забрался однажды под стол, играя с пластмассовыми солдатиками, зацепил скатерть и…

Помню, как, сметая блестящие осколки, бабушка смотрела на меня из-под толстых стёкол вечно сползавших на кончик носа очков, будто только теперь нашла настоящее подтверждение нашего кровного родства. Ведь и в семьдесят пять за этими стёклами продолжала жить та юная активистка, что благодаря своей неугомонности сумела протянуть до девяноста лет. В отличие от нас с мамой, существовавших будто в параллельной реальности, она до последних дней проявляла ко всему происходящему вокруг живой интерес. Знала, куда, когда и к кому нужно обратиться, если что-то случилось, на кого надавить, с кем сговориться: неудивительно, что все соседи приходили к ней за советом и помощью. Для начала бабушка угощала просителей чаем с домашней выпечкой, выслушивала и только потом бралась за телефон или шла разбираться самолично. И ничего за это не брала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Машину тряхнуло, наехала колесом на ухаб, мгновенно вырвав меня из далёкого детства.

— Вот ведь дороги, чёрт их раздери, латают зимой и летом, а толку ноль, — прокомментировал водитель, пытаясь внести в поездку хоть какое-то оживление. Я ничего не ответил, вновь погружаясь в полудрёму. Тёмные тучи стряхнули на лобовое стекло первые капли дождя, контрастом напомнив о жарком солнце и бескрайней бирюзе Средиземного моря. Тишина и спокойствие, ласковый шёпот волн и трепет тёплого ветра, а рядом она — Мариночка. Всего месяц вместе, и я, опьянённый и одурманенный, потерял прежнюю собранность, забыл перед отъездом зарядить телефон, лежащий в кармане немой игрушкой.

Такси застряло в извечной пробке на МКАДе. Пашка наверняка дёргается, не может дозвониться, но делать нечего, придётся ему подождать, пока я доберусь до дома. Мысли переключились, я вспоминал первую встречу с Мариной, вздрагивая, когда колёса попадали в очередную выемку.

Возвращение из рая никак не давалось, наверное потому, что я попал в него так внезапно, давно смирившись со званием безнадёжного холостяка. Это Паша пригласил меня на барбекю, где и представил кузину из Италии. Несмотря на нашу многолетнюю, со студенческой скамьи, дружбу и десять лет совместной работы, я ни разу не слышал от Павла о Марине. Она поднялась мне навстречу из плетёного кресла и с открытой улыбкой, без тени лукавства на лице, охотно протянула руку. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы со мной случилось нечто невыразимое, словно внутри переключился некий потайной рычажок, до этого момента остававшийся в бездействии. Кругозор вмиг сузился до единственного объекта — моей Мариночки. Я как-то сразу начал называть её своей.

Весь оставшийся вечер наслаждался тихим перезвоном её мелодичного голоса, а утром долго распекал своего партнёра по бизнесу за то, что он бесстыдно скрывал столь интересное родство. Пашка ухмылялся в ответ, становясь похожим на объевшегося запретных сливок кота. Сказал, что девушка с рождения живёт за границей и впервые за много лет приехала погостить, право же, он сам не знал, какая она теперь красавица. Не скрывая улыбки, записал её телефон на попавшемся под руку клочке бумаги и эффектным жестом протянул его мне. Да, в Пашке жил актёр, да ещё какой: помню, как еще в институте он рассказал о болезни несуществующей тётки и так разжалобил педагога по английскому языку, что пожилая женщина, прослезившись, прямо в коридоре поставила в зачётку заветные четыре балла, необходимые для получения стипендии. С другими науками подобные кульбиты проходили редко, но в таких случаях он беззастенчиво использовал меня. Я писал за него коллоквиумы, курсовые и лабораторные работы, а он всегда придумывал чем меня отблагодарить.