Выскочив в проход под аркой, я остановился. Где‑то совсем близко щелкали выстрелы. «Скорее к коменданту или Галиевскому и назад к юнкерам», — кольнула мысль, и я снова бросился в противоположный вход, направляясь в комендантскую. По дороге попались какие‑то юнкера, а затем группа безобразно пьяных офицеров, среди которых один высокий офицер, размахивая шашкой наголо, что‑то дико вопил. Влетев в комендантскую, я наскочил на поручика Лохвицкого, что‑то заикаясь докладывавшего капитану Галиевскому, обескураженно сидящему на стуле.
— Господин капитан, — перебивая Лохвицкого, начал я докладывать об уходе казаков через выход на Зимнюю канавку.
— Так, так, — только твердил он, выслушивая мой доклад, а когда я кончил его, вдруг сразил меня новостью: — Паршиво. Но еще хуже растерянность правительства. Сейчас получен ультиматум с крейсера «Аврора», ставшего на Неве напротив дворца. Матросы требуют сдачи дворца, иначе откроют огонь по нему из орудий. Петропавловская крепость объявила нейтралитет. А вот послушайте, что докладывают юнкера–артиллеристы ушедшего взвода Константиновцев, — показал он рукой на незамеченную мной группу из трех юнкеров. — Положение дрянь, и пехотные школы снова волнуются. А правительство хочет объявить для желающих свободный выход из дворца. Само же остается здесь и от сдачи отказывается, — сообщал рвущая мозги, душу и сердце новости капитан.
Я молчал. Я не чувствовал себя и в себе языка, мысли, ничего. Капитан барабанил по столу своими длинными, костлявыми, худыми пальцами. Я смотрел на них. И вдруг жалость защемила сердце. «Господи, придется ли еще этим пальцам ласкать личико болезненной славной дочурки?» — и эта мысль отрезвила меня.
— Да черт с ними, капитан, — заволновался я. — Чем меньше дряни во дворце останется, тем легче будет обороняться. Ведь до утра дрсидеть, а там в городе опомнятся и придут на выручку. Не так страшен черт как его малюют. А вы что, Лохвицкий, тут? Баррикады построили?
— Какого дьявола, — ответил за него капитан. — Разбежались при подходе семеновцев, [22] а Мейснер попал в их руки… добровольно, — выдержав паузу, продолжал капитан, — заявил, что хочет идти парламентером от той части защитников дворца, которую здесь держат силою. Я вам говорил, что он что‑то выкинет.
— Да, да, да. Теперь я все понимаю, — твердил я. — Теперь ясны появления у нас в школе Рубакина. Теперь я все, все соображаю. Только бы теперь еще найти военного комиссара и кое‑что спросить, — забегав по комнате, вцепившись руками в волосы, забормотал я.
Капитан, пораженный моей выходкой, подскочил ко мне и начал успокаивать.
— Бросьте, не время, идемте к юнкерам. Поручик! — позвал он Лохвицкого. — Отавайтесь тут и, когда явится Александр Георгиевич, доложите, что мы на баррикадах.
Мы вышли. За нами вышли юнкера–константиновцы.
— А эти назад прибежали, — рассказывал капитан. — Когда они стали выезжать на Невский, им преградили путь броневики и отняли у них орудия, которые теперь против дворца направлены А эти молодцы, как‑то вырвались к просят идти на выручку. Сделать вылазку. Эх, дела, дела.
Но вот мы подошли к выходу под арку. Несколько близких выстрелов густым эхом отозвались под нею.
— Вперед, Александр Петрович! — воскликнул капитан и бросился к воротам. За ними я и юнкера.
Баррикады были освещены. Юнкера стояли на своих местах, готовые скорее быть растерзанными, чем сойти с мест. Пулеметы, налаженные, торчали на местах. Баррикады оказались высокими и довольно удобными, с родами траверсов из перешеек, сложенных также из дров. Обойдя баррикады, капитан нашел, что защитников их недостаточно и что, кроме того, они слишком утомлены, а поэтому приказал заменить их первой ротой, что немедленно и было мною исполнено. И только юнкера расположились по местам за баррикадами, как открылся огонь по дворцу, фонари погасли, и мы очутились снова в темноте.
— Откуда стреляют? Ни черта не видно, — неслось по баррикаде.
— Спокойствие соблюдать! — отдавал распоряжение капитан. — Огонь открывать только по моему приказу. Черт его знает, кто может идти к нам, — обращаясь ко мне, говорил он. — А я вот, что сделаю: вперед дозоры выставлю. — И, приняв решение, капитан начал назначать юнкеров в дозоры.
Но вдруг снова загорелся свет в высоких электрических фонарях, стоящих по бокам ворот. И снова стало светло как днем. И снова, раздались выстрелы и щелканье пуль о стены дворца.
— Свет потушить, — кричал капитан. — Свет потушить, — бегая вокруг фонарей и ища выключатель, кипятился капитан, наблюдая, как звуки пуль, ударявшихся о стены, постепенно снижались с верха к земле. — Александр Петрович, бегите во дворец и найдите собаку–монтера и приведите сюда, — приказал он мне.