– Вы ранены? – участливо закидали меня вопросами, но я молчал. Все куда-то исчезло, но я как-то сразу увидел нагнувшегося надо мной верзилу вольноопредляющегося.
– Что такое? Зачем вы здесь? – вскочил я с вопросом со стула, на который меня усадили.
– Вам плохо! Сидите лучше, господин поручик, – ласково улыбаясь из-под мохнатых бровей голубыми глазами, просил от меня.
– Где комендант обороны? – упрямо задал я вопрос.
– Комендант только что отправился к Временному правительству, – ответил один из юнкеров.
– Догнать! – заорал я.
И от этого внезапно вырвавшегося крика мне стала отчетливо ясна вся окружающая обстановка. Двое юнкеров, как-то подпрыгнув от неожиданности окрика, бросились в коридор исполнять приказание, но сейчас же вскочили обратно.
– Там дерутся, – срывая из-за спин винтовки, говорили они.
«Ворвались», – мелькнула мысль, обдавшая жаром все тело, и я в момент бросился к коридору, вытаскивая револьвер из кобуры. Но, взглянув в коридор, сейчас же вложил его обратно. Дравшиеся на шашках, мелькавших в воздухе, оказались двое пьяных офицеров, быстро отделявшихся от группы, замеченной мною при входе в комендантскую. «Что скажу юнкерам? Какой стыд!» – смущенно решал я.
– Офицеры подрались, своих не узнали, что ли? Видно, большевики для вас что пугало для ворон! – крикнул я уже из коридора, бросаясь между приблизившимися драчунами. Мое появление смутило и внесло некоторое спокойствие, что дало возможность подбежавшим сотоварищам развести их в разные стороны.
– Господин поручик, – подошел ко мне с вопросом один из юнкеров, – что прикажете доложить коменданту? Вы приказывали его догнать.
– Спасибо. Я забыл. Не надо, я сам пойду… Кто знает дорогу? А то я запутаюсь, – схитрил я, боясь, что снова ослабею и не дойду самостоятельно.
– Я знаю, господин поручик, – вызвался вольноопредляющийся. – Разрешите, проведу?
– Да, да. Идемте. А вы оставайтесь здесь и всем передавайте, что сюда идет народ. – И я повторил известие, с которым прибежал.
– Позвольте вас взять под руку, – предложил мой провожатый, когда мы скрылись за поворотом.
– Спасибо. Только с левой стороны, – быстро попросил я его от мелькнувшего соображения: «Почему он так быстро предложил свои услуги… и вообще, как странно он держится, почему он дернулся корпусом вперед, когда я говорил, что сюда идут отцы города? Ясно, ему это не понравилось… уж не он ли посылал отсюда пакет за № 17?» – работало напряженно какое-то растущее чувство недоверия к спутнику, что-то болтавшему, что ускользало от моего слуха.
По мере приближения к цели спутник все круче и круче менял темы разговора, а я все ленивее ворочал языком и чаще стал останавливаться, чтобы, опершись спиною к стенке, внимательнее рассмотреть лицо, руки и одутловатости карманов. «Странно, – упорно сидела все одна и та же мысль в голове. – Я его раньше все как-то не замечал, и почему он без винтовки, или револьвера, или шашки? И что он может без них тут делать? Нет, определенно здесь дело нечистое», – заключал я и принимался идти дальше, чтобы через сотню шагов остановиться и снова обдумать те же вопросы. Но вот он, слегка запнувшись, с налета задал вопрос, не могу ли я использовать его желание быть полезным делу защиты Временного правительства и, если понадобится, занять его так, чтобы сами члены Временного правительства видели его усердие, за что его, после подавления мятежа, произведут в корнеты флота…
– Господин поручик, – повышенно закончил он, спотыкнувшись на слове «флота», свою просьбу.
Я от неожиданности сопоставления корнета с флотом слегка вздрогнул и искоса взглянул на него снизу вверх. Он тоже смотрел на меня. «Матрос», – выросла догадка…